Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

Здесь их поместили в холодный барак-карантин. На левых руках накололи номера.

Сняв с женщин одежду, гитлеровцы одели их в свою и обули в деревянные бутсы. Затем погнали в седьмой блок, где они вскоре заболели тифом. Этой болезнью фашисты заразили их специально. Они производили опыты над заключенными. В бараках кишели паразиты: вши, блохи, клопы. Всех свалила заразная болезнь.

Многие умерли.

Наиболее слабых гитлеровцы сжигали в крематории.

Раиса хотела жить. В тяжелую минуту она решила во что бы то ни стало встать. Раиса боролась за жизнь. С помощью подруг ей удалось подняться. Она поборола болезнь.

Вместе с другими заключенными ее погнали на кок-сагыз. В любую погоду заключенных заставляли работать на полях, а поздно вечером пригоняли в лагерь. Они падали от голода. Ведь кормили только один раз в день, давали граммов по двести черствого черного хлеба и миску баланды.

Раисе хорошо запомнился надсмотрщик по прозвищу Дырявый. Он был особенно жесток. Был ранен пулей в голову и мстил за это русским как только мог. Когда женщин гоняли на обработку кок-сагыза, они обязаны были, придя на поле, снимать деревянные бутсы и ставить их в ряд, а обрабатывать кок-сагыз босиком. Того, кто не снимал бутсы, Дырявый избивал палкой.

Все в лагере было рассчитано на то, чтобы как можно больше женщин умерло. Каждую ночь в три часа их раздетых выгоняли во двор и заставляли встречать рассвет, стоя на коленях. Затем разрешали одеться и гнали под охраной рыть рвы и копать ямы вокруг лагеря.

Русские девушки и женщины не падали духом. Однажды после очередной встречи рассвета, когда измученных и голодных женщин погнали на поле, одна из девушек, Мария Савченко, затянула «Катюшу». Остальные подхватили. На девушек посыпались ругань и побои, но ничто не могло их остановить.

Не успела Раиса поправиться от тифа, как заразилась чесоткой.

Эпидемия эта настолько распространилась, что всех женщин погнали в баню, сказав, что будут делать селекцию. Они не знали, что значит селекция, но, придя в баню, поняли значение этого слова.

Наиболее тяжелобольных, среди которых были и друзья Раисы, фашисты отобрали и на глазах остальных отвели в крематорий, где заживо сожгли.

Каждый день, когда женщины возвращались с работы, на площадке, специально устроенной перед воротами, играл духовой оркестр, а около ворот стоял комендант Бреммен, по прозвищу Семиголовый людоед. В воротах он каждой подставлял палку, и тех, кто не был в силах перепрыгнуть, отправляли в крематорий.

И так каждый день под музыку из жизни уходили люди. Среди них были не только русские, но и поляки, мадьяры, греки, чехи, словаки и многие другие.

С каждым днем заключенных становилось все меньше и меньше. В фашистских застенках Раиса провела шестнадцать месяцев. Муж Раисы был замучен в Освенциме.

15 апреля 1945 года для узников наступил долгожданный день освобождения.

Минский подпольный обком партии подробно информировал и предупредил нас, что буржуазные националисты готовят новое предательство. Тщась помочь гитлеровской военщине отсрочить ее окончательную катастрофу, они собираются объявить мобилизацию.

Так называемый «корпус самообороны» благодаря работе, проведенной подпольными организациями и партизанскими отрядами по его разоблачению и разложению, перестал существовать как боевое соединение.

Оккупанты три раза проводили в нем чистку от «неблагонадежных лиц», и в «корпусе» осталась только маленькая горсточка бывших кулаков и сыновей помещиков.

Мы постоянно следили за националистическими газетами, издатели которых кричали во всю глотку о необходимости с оружием в руках бороться против Красной Армии и партизан.

Газета «Минский большевик» из номера в номер рассказывала об успешном наступлении нашей армии и ударах, нанесенных гитлеровским оккупантам партизанами.

Сотни юношей и девушек прибывали во 2-ю и 3-ю Минские бригады и в бригаду «Буревестник».

Почти все мужское население деревень готовилось к усилению борьбы за освобождение. Одни вступали в партизанские отряды, другие строили в лесу лагеря для своих семей.

И вот в такой обстановке «президент» Островский издал приказ о мобилизации мужчин 1908—1924 годов рождения. Его приказ ничем не отличался от приказов фашистов. Островский грозил уклоняющимся от мобилизации расстрелом, уничтожением их семей и конфискацией имущества.

Командующий так называемой «БКО» («Белорусская краевая оборона») — майор Кушель — занялся сколачиванием командных кадров, организацией офицерских школ и курсов. А каратели и полицейские отряды пытались путем организации облав набирать рядовой состав.

Большую шумиху вокруг «БКО» подняла немецко-фашистская печать. Однако вся эта трескотня заглушалась грозной канонадой советской артиллерии, громившей противника уже на территории Витебской, Могилевской, Гомельской, Полесской областей.

Мобилизацию оккупанты намеревались произвести в основном за счет западных областей Белоруссии и в первую очередь в Вилейской и Барановичской областях. Но, несмотря на всевозможные ухищрения, провокации и угрозы, желавших служить гитлеровцам, драться против родной Красной Армии и своих братьев-партизан находилось немного: только сынки бывших кулаков и помещиков вступали в «БКО», мечтая возвратить свои поместья.

Партийные подпольные организации и партизанские отряды в своей печати разоблачали сущность этой мобилизации как попытки фашистов спровоцировать братоубийственную войну. Партизанские отряды и бригады нанесли одновременный удар по многим призывным пунктам, гарнизонам и карательным отрядам противника, занимавшимся мобилизацией в «БКО».

Население не явилось на призывные пункты, и лишь в городах, где оккупанты располагали крупными силами, им удалось наскрести небольшое количество «добровольцев». Однако насильно мобилизованные, получив оружие, уходили в партизанские отряды.

Разведчики узнали, что в Столбцы на сборный пункт гитлеровцы согнали из Вилейской и Барановичской областей около тысячи восьмисот человек. Необходимо было действовать быстро и решительно, чтобы сорвать мобилизацию. Нужен был человек, хорошо знающий Столбцы и имеющий доступ к солдатам.

Мы сидели в штабной землянке и гадали, кто бы мог подойти. Наконец Сермяжко сказал:

— Такой человек есть, это Павел Рулинский, знаете?

Я припомнил бывшего учителя, партизана из роты Усольцева, который в прошлую весну в самую распутицу повел подрывников на железную дорогу. Он был очень симпатичен, но казался мне слишком говорливым и даже немного бесшабашным.

— Видишь ли, Константин, если трудна и опасна работа подрывника, то работа подпольщика еще более сложна и опасна. Подпольщик должен проводить работу на глазах у немцев и в то же время не быть замеченным. Справится ли Павел? — усомнился я.