Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

Связи с Минским подпольным обкомом партии наш отряд еще не имел, и 13 апреля 1942 года мы радировали прямо в Москву о создании партизанского отряда «Борьба». На другой день был получен ответ; поздравляя партизан отряда «Борьба», штаб желал им успехов в борьбе с захватчиками. Эту радиограмму Сергей Никифорович Долганов зачитал отряду.

— Узнала про нас Москва! Теперь начнем воевать по-настоящему! — радовались партизаны.

Мы получили радиограмму, в которой приказывалось нашему отряду двигаться в назначенное место. Я попросил у Долганова проводника.

— Вы мне помогли, берите любого, — сказал он.

Провести нас безопасными путями взялся Ясюченя.

Перед рассветом отправились в путь. Далеко провожали нас Долганов и Ясинович. Мы назначили пароль для возможной встречи и тепло распрощались.

Через несколько суток отряд остановился в лесу близ деревни Белые Лужи. Отсюда недалеко до шоссейной магистрали Москва — Минск, а за ней в одном километре железная дорога, которую нам предстояло перейти. Ясюченя, Меньшиков и Денисевич привели местного жителя. Он пообещал провести отряд через шоссе и железную дорогу.

Темнело. На станции Жодино пыхтел под парами паровоз. Развернув карту, наметили маршрут. Проводник-крестьянин советовал переходить шоссе и железную дорогу близ станции, а реку Плиса, протекавшую параллельно железной дороге, форсировать по плотине мельницы.

Ожидая возвращения разведчиков, партизаны чистили оружие, осматривали диски, отдыхали. С наступлением темноты проскользнули через шоссе. Разведчики во главе с Меньшиковым шли впереди, автоматчики Малев, Назаров, Кишко и Ясюченя прикрывали отряд с флангов.

Перейдя железную дорогу, разведчики натолкнулись на путевого обходчика. Тот крикнул по-русски: «Стой!» Разведчики отскочили за палисад, а обходчик побежал к Жодино, где стоял карательный отряд. Находившийся в засаде Малев погнался за обходчиком и схватил его. Тот заорал. Подскочивший Меньшиков скомандовал переправить обходчика через насыпь. Услышав шум, со станции выбежала группа немцев и открыла беспорядочную стрельбу. Из стоявшей рядом будки выскочило еще несколько охранников, которые с криками «Хальт!» кинулись на разведчиков. Те бросили обходчика, перебежали дорогу и укрылись в кустарнике. Стрельба усиливалась.

Узнав, что разведчики вступили в перестрелку с железнодорожной охраной, я послал им в помощь Николаева с шестью партизанами. Эту группу противник встретил сильным огнем.

Прошло несколько минут, стрельба не прекращалась. Тогда я поднял отряд и приказал переходить железную дорогу. Уже миновали елочный палисад, как вдруг противник осветил местность ракетами.

— Огонь! — подал я команду. — Вперед! В атаку!

Партизаны бросились к полотну. Я увидел, как упал Добрицгофер.

«Неужели убит?» — больно кольнуло сердце.

Опять залегли. Немцы открыли ураганный огонь. В темноте рельсы искрились от попадавших в них пуль.

— Выносите Карла Антоновича, — приказал я Денисевичу.

Когда Добрицгофера вынесли, мы начали отходить.

— Ну что? — спросил я Лаврика, наклонившегося над Карлом Антоновичем.

— Ранен в грудь и ногу, будет жить, — успокоил меня Лаврик.

Меньшиков и Николаев со своими людьми еще не вернулись. Неизвестно — проскочили они или нет. Тревога терзала нас. С раненым Добрицгофером переходить железную дорогу было трудно: за ней почти сразу начиналась глубокая, разлившаяся от весеннего паводка река Плиса.

Посоветовавшись с Морозкиным и Луньковым, решили возвратиться в лес. Наскоро сделав носилки, положили на них Карла Антоновича. Чтобы не стонать от боли, он до крови кусал губы. Четверо партизан с трудом несли его. Возле шоссе залегли. Со стороны Борисова показался свет, послышался гул моторов. Мы плотней прижались к земле. Мимо промчались четыре автомашины с гитлеровцами и два броневика. Это прибыла помощь. Как только немцы проехали, мы бесшумно перешли шоссе и отошли в небольшой лесок. С правого фланга немцы продолжали вести огонь. Нас выручила темная, беззвездная ночь.

Мы прошли около трех километров и остановились отдохнуть. Из еловых веток сделали шалаш, уложили раненого. При свете карманного фонаря Лаврик перевязал ему раны. Лицо Карла Антоновича приняло восковой оттенок.

— Держись, Карл Антонович, — тихонько сказал я.

Добрицгофер приоткрыл глаза, хотел что-то сказать, но едва смог пошевелить запекшимися, окровавленными губами.

— Для выздоровления необходим полный покой и хороший уход, не говоря уже о питании, — шепнул мне Лаврик.

Что-то сдавило мне горло. Я вышел из палатки. «Необходим полный покой. Разве его здесь найдешь?» — раздумывал я.

Меньшикова и Николаева все еще не было. Выслали разведчиков. Выйдя на опушку, они услышали тихий разговор и по голосам узнали товарищей. Это была группа Николаева.

Рассвело. Нудно и медленно тянулось время. В шалаше, забывшись, стонал Карл Антонович. Отряд подготовился к обороне. Разведчики облазили весь лес поблизости, а Меньшикова не нашли. «Стало быть, он перешел железную дорогу», — заключили мы.

По деревням и селам в поисках партизан свирепствовал борисовский карательный отряд.

Я решил Меньшикова больше не ждать. Он знал конечный пункт похода, намеченные стоянки, знал и людей в Червенском и Пуховичском районах, через которых в случае необходимости мог с нами связаться.

Наибольшую тревогу вызывало состояние Карла Антоновича. Его надо было устроить куда-либо в безопасное место. Ночью мы зашли на хутор лесника Захара Алексеевича Акулича, расположенный в лесу, у дороги, по которой часто ездили немцы. Вокруг усадьбы виднелись свежие следы грузовых машин. Рискованно заходить, но иного выхода нет.

Постучали в окно. Щелкнул замок, и открылась дверь. При свете зажженной спички увидели перед собой худощавого человека в крестьянской рубашке.

— Что нужно? — спросил он спросонья.

Я вошел в избу, электрическим фонариком осветил комнату. Хныкали разбуженные дети. За деревянной перегородкой жена Акулича держала на руках грудного ребенка и с испугом смотрела на меня.

— Не бойся, мамаша, мы свои люди, партизаны, — сказал Луньков. — Нет ли у вас горячей воды? У нас ранен товарищ, нужно обмыть и перевязать раны.

Женщина отдала стоявшей около нее девочке ребенка и, надев юбку, загремела горшками. Хозяин вышел во двор, увел в сарай надрывавшуюся от лая собаку. Карла Антоновича внесли в дом, положили на стол. Тяжело дыша, он едва смог глотнуть липового чая. Дальше нести его не было возможности.

— Часто у вас бывают немцы? — спросил я хозяина.

— Часто. То за дровами, а то просто останавливаются на ночь. Ведь мы у самой дороги, — как бы оправдываясь, говорил лесник.