Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

— Настоящие французские патриоты не приехали бы к нам вместе с фашистами. Такие на своей родине борются против Гитлера, — покачал головой Морозкин.

— А все-таки с ними необходимо встретиться, — настаивал я.

Сацункевич и Кусков согласились со мной. Мы в сопровождении Карла Антоновича и группы прикрытия, возглавляемой Усольцевым, вышли в район деревни Белино.

Я написал французскому офицеру письмо, Карл Антонович перевел его на немецкий язык. На следующий вечер местные крестьяне вручили письмо французам.

И вот в условленное место явились три француза. Один из них, капитан, приложив руку к козырьку, поздоровался с нами по-французски.

Добрицгофер ответил ему по-немецки, спрашивая, знает ли господин капитан немецкий язык. Француз утвердительно кивнул головой.

На мой вопрос, чем они здесь занимаются, француз ответил: «Мы инженерная часть, и немцы заставили нас исправлять дорогу вдоль Березины. Они не говорят нам, для чего это им нужно». Дальше француз сказал, что они хотят быть в хороших отношениях с партизанами и просят, чтобы те на них не нападали.

— Ты его спроси, боролся ли он с немцами во Франции, — сказал я Карлу Антоновичу.

От этого вопроса капитан покраснел и быстро заговорил. Добрицгофер слегка кивал головой в знак того, что понимает. Затем он коротко перевел:

— Он говорит, что с немцами ему бороться не приходилось.

— А ты ему скажи, что еще и сейчас не поздно. Пусть повернет оружие против немцев, мы поможем. Да еще спроси его подчиненных, как они думают.

Добрицгофер обратился к двум другим французам; кажется, оба они были сержантами. Однако те по-немецки не понимали. Пришлось возобновить разговор с капитаном. Тот что-то взволнованно говорил, размахивал руками.

— Что этот вояка жестикулирует? — спросил Сацункевич.

— Он говорит, что фашистов ненавидит, но в теперешних условиях поднять оружие против них не может, — перевел Добрицгофер.

Я сказал Карлу Антоновичу:

— Если так, пусть поскорее убирается восвояси.

Лицо капитана побледнело. Оба других француза с недоумением смотрели на него.

— Капитан повторяет, что никогда не нападет на русских, — сказал Добрицгофер и, подмигнув мне, добавил: — Кстати, он уже прослышал, что случилось с эсэсовцами под деревней Домовицкая.

— Передай ему, Карл Антонович, — сказал я, — что уже одним тем, что помогают гитлеровцам в строительстве дорог и мостов, эти господа французы борются против советских людей.

Через несколько минут Добрицгофер перевел ответ смущенного капитана.

— Капитан сказал, что они решили саботировать строительство мостов и что гитлеровцы не порадуются их работе. Мост через Ровое можно построить через неделю, а они построят самое меньшее за месяц. Притом построят так, что он скоро обвалится…

Пока я выслушивал этот ответ, капитан очень тихо разговаривал с подчиненными. Затем он с особенно торжественным видом произнес несколько слов. И тут я увидел, что Добрицгофер пожал его руку.

— Капитан обещает, — повернулся ко мне Карл Антонович, — допустить партизан подорвать уже восстановленные мосты.

Затем капитан подтвердил, что против партизан готовится карательная экспедиция. После этого, распрощавшись с французами и договорившись с ними о способах дальнейшей связи, мы ушли.

Было очевидно, что нападения надо ожидать в ближайшее время.

Партизаны начали было уже рыть зимние землянки, но пришлось прекратить работы.

По деревням были посланы группы партизан, чтобы предупредить крестьян о готовящейся карательной экспедиции и отозвать некоторых наших разведчиков. В деревню Трубаки, расположенную недалеко от железной дороги, я послал Сермяжко. Готовясь к походу, он пришел ко мне с предложением:

— А если мину с собой захвачу? Сразу выполню два задания.

— Если опоздаешь, то не найдешь нас на этом месте.

— На этом месте не найду, так найду в другом.

Я согласился. Сермяжко с довольным видом направился в наш «склад» за миной.

Мы с Кусковым проверили наличие боеприпасов и взрывчатки. Тола еще было достаточно, но боеприпасов маловато. Сейчас же дал радиограмму в Москву, сообщил о готовящейся против нас карательной экспедиции и просил срочно выслать самолет с боеприпасами. К вечеру пришел положительный ответ. Следующей ночью мы получили боеприпасы, а также приняли радистов и радиостанции для Сацункевича и других отрядов. Командиры групп продолжали обучать партизан тактике ведения боя в лесных условиях.

В лагерь возвращались наши разведчики и связные. Николай Денисевич, побывавший возле местечка Забашевичи, сообщил нам хорошую новость. Французы выполнили свое обещание: партизаны Сацункевича при их содействии сожгли недавно восстановленный мост.

Скоро вернулся и Сермяжко. Он выполнил оба задания: отозвал коменданта и пустил под откос эшелон противника. В его группе я заметил нового партизана — молодую женщину.

— Это моя жена, — смущенно объяснил храбрый подрывник. — Больше оставаться дома не могла: полиция начала следить за ней. Ребенка оставил, где здесь с ним… Там свои люди позаботятся о нем.

Сермяжко посмотрел на меня и, как бы опасаясь моих возражений, продолжал:

— В отношении жены будьте спокойны, она у меня боевая, возьмет оружие и будет бить фашистов.

— Тогда все в порядке, — засмеялся я и пожурил Сермяжко: — Вон ты какой скрытный, никогда не говорил, что женат… Познакомь.

— Валюша! — позвал Константин, и в его голосе послышались нежность и ласка.

Ко мне подошла молодая женщина с задорно вздернутым носиком и большими темными глазами. Она молча подала мне руку.

— Может, на кухню? — спросил я.

— Нет, — упрямо мотнула она головой. — Дайте мне винтовку или автомат…

— Она умеет с оружием обращаться, — подтвердил Сермяжко.

— Хорошо, — сказал я и повернулся к ее мужу. — Костя, ты в отряде свой человек, все знаешь. Распорядись сам как полагается.

Они ушли.

— Из Москвы указаний нет? — спросил, подойдя, Кусков.

Мы каждый день сообщали на Большую землю о готовящейся против нас экспедиции и ждали указаний Москвы.

— Еще нет, — ответил я. — Не мешает еще раз проверить, как мы готовы к бою, — и мы пошли осматривать лагерь. Проходя мимо палатки Карла Антоновича, я услышал спокойный басок.

— А ты не волнуйся, тогда и выйдет… — кого-то поучал он.

Я вошел в палатку; там Долик Сорин учился собирать маузер. Он горячился, а Добрицгофер ему терпеливо объяснял. Они уже давно стали неразлучными друзьями. Впрочем, Долик был любимцем всего отряда.

Когда начальнику разведки нужно было послать кого-либо к разведчикам, находившимся на заданиях, Долик выполнял это быстро и толково. Нужно найти наших людей и связаться с ними — Долик и здесь незаменим. Возвратившимся с боевых операций партизанам он помогал чистить оружие. Это было его любимым занятием. Даже такие требовательные партизаны, как Анатолий Чернов и Иван Леоненко, не могли упрекнуть Долика в небрежности.