Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника

— Подходят!

Из-за бугра показались первые немцы Это были разведчики. Они долго смотрели в бинокли и, ничего не заметив, стали спускаться с горки по направлению к деревне, потом повернули на фланг нашего отряда.

— Без команды огня не открывать! — передали по цепи.

Двенадцать гитлеровцев, то и дело останавливаясь и осматриваясь, осторожно продвигались вперед. Вот один, видимо, заметил нас, пригнулся и залег.

— По фашистам! Огонь!

Одновременно ударили пулеметы Тихонова и Оганесяна. Не сделав ни одного выстрела, гитлеровцы замертво рухнули.

— Некому будет сообщить про нас, — меняя диск, улыбнулся Тихонов.

Тишина продолжалась недолго. Из-за бугра показалась цепь, насчитывающая около сотни немцев. Короткими перебежками, стреляя на ходу, они приближались к нам. На фланге отряда Стефанюка враги подошли совсем близко. Там заработали партизанские пулеметы.

Оккупанты, оставив несколько убитых и раненых, поспешно начали отходить в сторону нашего отряда. Здесь их тоже встретили метким огнем. Потеряв десятка два убитыми, каратели отступили.

Скоро они опять показались, осторожно подтягивая орудия.

— Минометами накроем? — заторопился Усольцев.

— Обожди, — сказал я. — Когда начнут бить орудия Стефанюка, тогда и ты начинай из минометов.

Немцы установили на бугре батарею полевых орудий. Вот ударило одно из них — и над нашими головами просвистел снаряд; он разорвался далеко позади. Из кустов сверкнуло пламя. Это открыли огонь пушки Стефанюка.

Возле гитлеровской батареи поднялись два черных столба земли. Было видно, как заметались раненые гитлеровцы.

— Отлично! — крикнул кто-то из партизан.

Начали бить наши минометы. Первые мины не долетели, другие, наоборот, разорвались дальше. Кусков рассердился.

— Бейте и вы! — крикнул он Чернову и Демидову.

Начали стрелять оба противотанковых ружья. Каратели быстро отошли за горку. Три разбитые пушки остались на месте.

— Не думали, черти, что так их встретим! — поднявшись из укрытия, крикнул комиссар.

Из-за горки показалась новая цепь противника.

— Не пройдете, сволочи! — крикнул кто-то.

Вот гитлеровцы спустились вниз и открыли огонь из пулеметов. Мы подпустили врага поближе и сразу ударили из всех видов оружия. Гитлеровцы, несмотря на потери, все же настойчиво рвались вперед.

— Зайди им с фланга! — сквозь шум боя крикнул Луньков Усольцеву.

Тот понял его, кивнул головой и под прикрытием кустов повел свою группу в обход противника. Скоро оттуда дружно заработали ручные пулеметы. Каратели, не прекращая стрельбы, стали отходить.

Потери противника были велики, но на следующее утро он предпринял новые атаки. На нас было брошено не менее восьмисот солдат, поддержанных танками и броневиками. Мы с комиссаром ясно различали в бинокль переправляющуюся через реку Случь группировку около двухсот человек, которая затем, поддерживаемая тремя танками, стала продвигаться по дороге Осиповичи — Бобовня.

Бой был тяжел, и все же к концу дня каратели вновь отступили и ушли за шоссе.

Высланная нами ночью разведка вернулась к рассвету и доложила, что противник убрался в Старые Дороги. Местные жители рассказали разведчикам, что каратели увезли несколько машин с убитыми и ранеными солдатами.

Утром оба отряда встретились в деревне Обчее. Население благодарило уставших партизан, гостеприимно приглашало их отдохнуть и подкрепиться.

Здесь мы отдохнули, привели себя в порядок и подготовились к уходу в лагерь. Лица крестьян, вышедших нас проводить, были озабочены: им не хотелось расставаться со своими защитниками. Поэтому все обрадовались, услышав слова комиссара, что в районе деревни остается отряд Стефанюка.

Скоро наш отряд вытянулся длинной колонной по проселочной дороге. Мы возвращались в лагерь.

Как обрадовались Коско, радисты и партизаны хозяйственного взвода, увидев нас живыми и невредимыми. Они два дня слушали громыхание боя и каждую минуту ждали от нас приказа уходить. Но все кончилось благополучно.

В лагере было оживленно. Партизаны очищали территорию лагеря, мылись, приводили себя в порядок, готовились к майскому празднику.

Мы с комиссаром обсуждали проект праздничного приказа, когда к нам подошел Коско и несколько смущенно заговорил:

— Товарищ командир! Я достал бочонок вина к празднику. Это подарок крестьян нашего сельсовета.

Комиссар оторвался от бумаг, посмотрел на Коско и рассмеялся.

— А обед хороший приготовишь?

— Поварихи меня замучили: то им белой муки надо, то сметаны, то перцу… Даже рассердился…

— Ладно! Мы не пьяницы, а праздник должен быть как праздник. Устроим хороший обед и каждому по сто граммов вина. Только смотри ни грамма больше! И никому никаких исключений, без всякого блата, — шутливо пригрозил комиссар.

— Да ведь люди разные: я и от ста граммов песни пою, а другой, хоть пол-литра выпьет, и ничего, — засмеялся Коско.

— Нет, этим не руководствуйся, — улыбнулся комиссар и уже серьезно добавил: — Еще раз предупреждаю, чтобы всем поровну.

— Будет исполнено, — козырнул Коско.

Партизаны Леоненко, Чернов и Денисевич помогли радистам установить громкоговоритель.

После обеда Сермяжко созвал заседание партийного бюро.

— Набралось много заявлений о приеме в партию, обсудим? — предложил Константин.

— Зачитывай, — согласился Родин.

— Врач Лаврик, Анатолий Чернов, Виктор Маслов рекомендованы в члены партии, Василий Каледа и Иван Сермяжко — кандидатами в члены партии.

Выступавшие характеризовали каждого, подробно разбирали боевые операции, указывали на недостатки, которые надо устранить.

— А что, Иван Сермяжко не твой родственник? — спросил комиссар у секретаря партийной организации.

— Что-то не помню родства, — признался Константин Сермяжко. — В Минской области это распространенная фамилия.

На бюро было решено сегодня же провести открытое партийное собрание и в повестку дня, кроме приема в партию, включить еще вопрос о политической работе среди населения.

К столу президиума подошел Каледа.

— Автобиографию не нужно, мы знаем дядю Васю, — раздались отдельные выкрики.

Каледа несколько обиженно заморгал глазами и заговорил:

— Нет, нужно. Вы молодые, вам полезно послушать… Хоть и не был я в партии, но вся моя жизнь связана с ней. Помню тысяча девятьсот семнадцатый год, Карпаты, местечко Броды. В атаку пошла вся рота, а вернулись только четверо. Среди уцелевших был я и один петербургский рабочий-металлист. Я вцепился ему в грудь и со слезами ярости кричал: «Володя, за что, за что!…» Как будто он был виноват в этой бойне. «Капитал, капитал нас губит…» — ответил он. Постепенно Володя открыл мне глаза. Как только началась революция, я возвратился с винтовкой домой. Воевал с пилсудчиками, с бандами Булак-Булаховича… Потом создавали колхозы… Стареть начал, а в партию так и не осмеливался… — Тут Каледа замолчал, потом добавил: — А дальше вы сами знаете…