Василий Щур - Пограничными тропами

Пограничники, находившиеся в одном блиндаже с Зиминым, поглядывали то на него, то на Ирину… Всех охватил ужас.

И словно почувствовав их состояние, Ирина вытолкнула кляп и закричала:

— Костя! Родной! Стреляй! Я всегда буду с тобой. Стреляй, а то всем нам конец! Их много. Прощай, дорогой…

Темирбек полоснул ее клинком от плеча к животу, и она, обливаясь кровью, упала.

— Огонь! Огонь! Огонь! — закричал Зимин.

Завязалась перестрелка. Бандиты рассыпались по площадке, некоторые из них попадали, чтобы никогда больше не подняться. Были среди них и раненые, пытавшиеся уползти в ущелье. Справа открыла огонь другая группа басмачей, намеревавшаяся обойти заставу с тыла. Яростно бил пограничный пулемет. Он косил и косил врагов, а они все лезли…

— Ленту! Новую ленту! — кричал пулеметчик, протягивая руку своему помощнику. В это же время из-за бани короткими очередями прижимал басмачей ручной пулемет. Воспользовавшись задержкой, пока сменилась лента, несколько басмачей ворвалось в крайний блиндаж. Там завязалась рукопашная схватка.

Зину перестрелка захватила в бане, где она стирала солдатское белье. Когда под прикрытием пулеметов Зимин повел оставшихся в живых пограничников на основную группу басмачей, заходивших с тыла, стрельба на площадке поутихла. Зина успела пробраться к телу Ирины. Успела оттащить ее в безопасное место, прикрыла ветками. Ее обстреливали. К счастью, пуля лишь обожгла руку.

А жестокая схватка с басмачами продолжалась. Зимин был ранен в плечо — легко. Он продолжал руководить боем. Только тогда, когда его тяжело ранило в ногу и он упал, ему пришлось приказать:

— Старшина! Бери на себя все… Отводи людей на заставу. И держитесь, держитесь, пока не подойдет помощь.

Старшина хотел выделить ему бойца для сопровождения, но Зимин отдал свой последний приказ:

— Сам доползу. Людей и так мало.

В ста метрах от заставы силы покинули его. К нему подползла Зина, перевязала раны.

Она на себе утащила его в кибитку — к их другу.

Подкрепление из части подоспело вовремя, и банда Темирбека была уничтожена.

Перепуганных ребятишек Зимина, о которых в пылу боя забыли, нашли только ночью. Они тряслись и плакали. Командир части Соколов, боевой командир, не раз смотревший смерти в лицо, не выдержал, отвернулся. Он глухо сказал:

— Закутать… В мою машину. И в санчасть, немедленно.

Зимина туда отвезли несколькими часами раньше.

В санчасти Саша долго молчал. Врачи даже думали, что он может так и остаться немым. Но через неделю мальчик, глядя прямо в глаза доктору, вдруг сказал:

— Я знаю, что с мамой. Знаю… Скажите, где папа? Что с ним? Его убили? Тоже убили?

Женька часто принимался плакать. Он стал немного заикаться, но доктор сказал, что это пройдет.

Когда Зимин поправился, ему дали отпуск. Вместе с Зиной и ребятами он собирался в Москву. Но до отъезда они побывали на заставе, поставили памятник Ирине.

Костя в одиночестве просидел на ее могиле всю ночь.

Что же потом?

Ребятишки совершенно не хотели ничего понимать и висли все время на шее у Зины. Она и сама очень привязалась к ним. С Сашей разговаривала, как со взрослым. Женьке рассказывала сказки. Дети не собирались с ней расставаться.

Но им и не пришлось. Много, много лет прожили вместе, пока не выросли и не улетели из родного гнезда. Саша — так в самом прямом смысле улетел, поступил в летное училище. А Женька — в пограничное.

Константин Николаевич учился в академии и снова попал на границу. Зина стала его женой через два года после гибели Ирины. Всю войну семья Зиминых прожила в Казахстане. От отца с фронта письма шли не часто, но все же шли, и черная похоронная стороной миновала их дом, В 1945 году Зимин, уже полковником, приехал в Москву, куда к тому времени перебралась Зина с ребятами.

И год прошел, и пять, и двадцать пять… В доме отдыха на юге уже несколько дней ждали приезда генерала Зимина. Генерал несколько месяцев назад ушел в отставку и первый месяц своего «вольного» отпуска решил провести в местах, хорошо ему знакомых с молодых лет.

Вместе с генералом отдыхала его жена — высокая немолодая женщина с большими серыми и немного грустными глазами. Они часто гуляли вместе — она и муж, высокий, статный, но совершенно седой. Со стороны всегда все заметно, и было видно, что им хорошо вместе.

Но раз в день Зинаида Ивановна непременно спрашивала сердито и ласково:

— Ты можешь мне ответить, Костя, когда же будут письма от мальчишек?

Зимин разводил руками:

— Ты все забываешь, что у них — служба… А у твоего старшего у самого уже мальчишка. Ничего, не огорчайся, напишут.

Он поглаживал ее по руке и находил те слова, которые успокаивают жену не только когда ей двадцать лет, но и когда далеко за сорок.

Как живут Женька и Саша? Евгений Константинович Зимин служит на пограничной заставе. Служит хорошо. А Александр Константинович — летчик на Дальнем Востоке.

В квартире генерала и его жены на письменном столе в рамочке стоит небольшой портрет смеющейся молодой женщины — совсем девчонки. С портретом Ирины генерал никогда и нигде не расстается.

А его вторая жена, вторая мать его сыновей, читает письма и все спрашивает своих мальчиков, скоро ли они приедут домой в отпуск.

Без десяти четыре утра я вышел из штаба, чтобы проверить службу часового. Светало. С луга, от реки Юры, полз туман. Было прохладно. Дружно, как и вечером, перекликались за околицей дергачи. Из домов с открытыми окнами тянуло сонным, домашним теплом. Пограничный уездный городок Таураге, в котором я служил, еще спал.

Часовой ходил возле штаба в полной боевой готовности: с винтовкой, противогазом, со скаткой за спиной. В крепости, где размещались подразделения, управления части и склады, гудели моторы автомашин. Над башней колыхалось красное полотнище флага.

Убедившись, что часовой несет службу исправно, я прошел в дежурку. Но едва успел переступить порог, как услышал гул, похожий на дальний раскат грома. Через мгновение город потонул в грохоте взрывов.

От прямого попадания тяжелого снаряда здание штаба вздрогнуло. Второй снаряд, угодивший в окно, разнес коммутатор связи. К связистам пробежал пограничник-санитар.

Подойдя к разбитому окну, я невольно взглянул на стоящий напротив домик. Еще вчера вечером из его окна выглядывала детская головка. Сейчас он полыхал как факел. Черные столбы дыма вырывались и из крепости, где хранились цистерны с бензином. Горел склад боеприпасов.