Василий Масловский - На Cреднем Дону

Дождь кончился. Запахло степным разноцветьем, зеленью омытой травы и близостью леса. Розоватой дымкой дрожали в низинах туманы. Вместе с солнцем появились и немецкие самолеты. Но вели они себя странно. Сбросили листовки, где перечислялись советские дивизии, попавшие в окружение, количество взятой техники и предлагали сдаваться в плен, обещая жизнь и все прочие блага. Тут же внизу был отпечатан и пропуск на двух языках. В части листовок гитлеровцы обращались не к командирам и бойцам, как обычно, а к комиссарам, чтобы те убедили войска в бессмысленности и бесполезности сопротивления.

«Ю-87» прошлись несколько раз над колонной совсем низко, но не сбросили ни одной бомбы.

— Почему не бомбят? — нервничали солдаты. Листовки и написанное в них всерьез не принимали.

— Заигрывает немец.

— Я не девка — заигрывать со мной.

— Значит, боится шкуру испортить, как на зайце. Хочет целой получить.

Загадку поняли, когда заметили справа, параллельно со своей колонной, колонну немцев с машинами и артиллерией. Помешать им или остановить их было нечем. В батальоне остались две 45-миллиметровые пушки. Но снарядов в обрез. Берегли на случай встречи с танками. Командовал укороченной батареей мальчишка-лейтенант Анатолий Раич, прибывший перед самым наступлением из госпиталя. Земляк Казанцева, тоже с Дона.

Последний раз самолеты прошлись так низко — трава погнулась. По ним ударили залпами, но они, невредимые, развернулись в лучах солнца на востоке и, будто потеряв всякий интерес к медленно ползущей колонне, ушли за Донец на запад.

Солнце поднялось, и сразу же все переменилось: над степью заколыхалось сизое дымное марево, выросли рыжие миражи на горизонте, шире раздвинулись блескучие режущие просторы. Колонна немцев куда-то свернула. Но степь по-прежнему была полна: двигались люди, грузовики, повозки. Появились стада скота, жалобно мычали голодные коровы, блеяли охрипшие от духоты и пыли овцы. И женщины, и дети испуганно и равнодушно провожали обгонявшие их войска. И никто ничего вразумительного не мог ответить на эти взгляды. Нежданная беда была так же зрима и тем и другим, как и необъяснима. Подхваченные и закрученные событиями, люди, каждый по-своему, воспринимали их, не в состоянии в данный момент постичь ни причины этих событий, ни далеко идущие последствия.

У реки Оскола, когда солнце подожгло края синеватой тучи и из-под ее медно-красных крыльев к горизонту веером брызнули молочно-белые столбы, немцы под прикрытием дымовой завесы пошли в атаку.

Из-за белых, будто солью обсыпанных бугров разом ударило множество орудий и минометов, и в притухшем блеске вечернего воздуха повисли дуги белесого дыма. Было ясно видно, как, буравя воздух, стремительно в ряд летят снаряды и оставляют за собой крученые витые следы. В иных местах эти следы провисали и образовывались пушистые длинные бороды. Первые снаряды упали у переправ, и там, где они упали, вспухли густые клубы белого дыма и стали затягивать красно горевшую в закате реку за спиной и кудрявый кустарник лозняка.

Кто-то не выдержал, закричал: «Газы!» Противогазов ни у кого не было. Сумки из-под них давно приспособили под сухари, патроны, махорку — и с обрыва к наспех сколоченным плотам сыпанули паникеры. Впереди окопов легла серия таких же снарядов, и окопы наглухо заволокло непроницаемо белым туманом. Паника усилилась.

— Назад! Назад! Убью!.. Это же дым! Дымовая завеса!

— Ополоумели! — раскорячился на пути бегущих Казанцев.

У плотов их уже хватали за руки командиры рот и толкали наверх.

— Назад! Бога, душу, царя небесного!.. Завеса, говорят вам! — Казанцев резанул из автомата поверх голов. Бойцы протрезвели скорее от яркой выразительной речи, чем от смертного посвиста пуль, стали осмысленно озираться и, запоздало подшучивая друг над другом, полезли назад на обрыв, в окопы.

Дым затмил все. Не стало видно даже соседей. Поднялась беспорядочная пулеметная пальба. Казалось, что стреляют со всех сторон. Совсем рядом пролязгал гусеницами танк. Один за другим ахнули взрывы гранат. Неожиданно ветер от реки отодвинул плотную завесу в сторону, и перед окопами выросла неровная качающаяся цепь гитлеровцев. Взахлеб резанули пулеметы и автоматы. Немцы споткнулись, заметались, как голые на морозе, с криками ринулись вперед. Казанцев вставил диск в пулемет, прижался щекой к прикладу и не отпускал гашетку, пока не опустошил весь диск. Окопов достигли немногие. Дым рассеялся совсем, и Казанцев увидел застывший над окопом танк с распущенной гусеницей. Из люка, вытянув обе руки вперед, будто собрался нырять в воду, свисал убитый немец. В окопе под танком обгоревший солдат бинтовал руку и смачно матерно ругался.

— Ты чего не поделил? — окликнул ругателя Плотников.

— Как же, — солдат вцепился зубами в узел, затянул потуже, сплюнул волокна марли. — Дырку, подлец, лишнюю сделал в руке.

— Скажи спасибо, что не в голове.

— Повезло, говоришь, — солдат недоверчиво покосился из-под круто изломанных бровей, натянул на бинты рваный, в бурых пятнах, рукав. — Счастье, туды его в печенки! Сколько жизней за него отдано, а оно все как гнилая половица: как ни ступни — зыбится.

Солнце позолотило гребни балок, замершие в выжидании хлеба, и синеватый купол церкви в тылу немцев и скрылось в сизой туче. За косогорами и в балках открыто накапливались пехота и танки немцев. На меловых отрогах кручи справа колыхалась черная масса конницы.

Казанцев связался с командиром полка, спросил, как быть.

— Отражать атаку, — коротко прозвучал в трубке ответ.

— А видите их сколько?

— Вижу. Переправу до ночи начинать нельзя. Они перетопят нас всех, как котят. Ясно? Сейчас будут у тебя.

Из села с колокольней вышла целая колонна машин, и над дорогой в неподвижном вечернем воздухе серым холстом по висла пыль.

— Чем ни больше — тебе же лучше, — мрачновато пошутил подоспевший командир полка. — Куда ни вдаришь — все в цель.

Казанцев только посопел в ответ. Раз танки появились — яснее ясного: не выскочить. Танки начинали выползать на пологие плечи косогоров. Все пространство за ними было налито холодным серебристым мерцанием, от которого потную спину одевал колючий озноб. На фоне желтеющих хлебов, резко выделяясь, густо колыхалась пехота.

И вдруг за Осколом разом вырос сильный грохот, сплошной шум, и над головами с шелестом понеслись хвостатые реактивные снаряды. В окопах присели от неожиданности. Жнивье, где были танки, вздыбилось черной стеной. Сквозь дым и пыль забушевало пламя. За спиной загремело еще раз, и огненные всплески заплясали над балкой, где накапливалась пехота.

Рыжее облако пыли от балки завернуло на окопы батальона. Внизу, в приречных левадах, вдруг ударила и зачастила кукушка. Пролетел грач, обогнул пыльное облако и завернул к лесу поверх балки.