Владимир Шатов - Возвращение

- Не расстраивайтесь командир, - подбодрил его Шахов.

- Никто не поднялся…

- Почти никого не осталось!

Он и Петя Шелехов входили в те неполные два десятка бойцов, которые сдерживали натиск немцев.

- Тебе легко говорить, – пренебрежительно отмахнулся офицер, - а мне комполка голову оторвёт.

- Дальше передовой не пошлют, меньше роты не дадут! – пошутил Петя.

Головатюк огорчённо махнул рукой и, пригибаясь, побежал в своё временное жильё. Там сидели и пили водку командиры приданных полку пулемётных и миномётных рот. Они заняли большой немецкий дзот, наполовину разбитый. Из-под брёвен обрушенного наката торчала скрюченная рука и подкованные каблуки двух сапог.

- Своего квартиранта никак не достанете…

- Вытащить бедного «ганса» нет никакой возможности, он крепко зажат. – Как бы оправдываясь, произнёс Михаил Соколов и достал третью кружку.

Жили они в таком приятном соседстве уже несколько дней. У дзота, в канаве, лежали ещё шесть «друзей» в зелёных шинелях.

- Чего такой хмурый? – спросил вошедшего изрядно захмелевший миномётчик Соколов.

- Аааа! – скривился старлей и выпил залпом согревающий алкоголь. – Почти вся рота полегла.

- А что с батальоном?

- Почти никого их командиров не осталось.

- Зато скоро станешь комбатом…

Молча, выпили ещё по одной. Пулемётчик Первухин начал рассказывать услышанную историю:

- У меня в роте в начале войны служил красноармеец-пулемётчик Семён Константинович Гитлер, еврей по национальности. Воевал хорошо и я представил его к медали «За отвагу». Написал бумагу, всё чин чином, а меня на следующий день вызывает комдив и громко так спрашивает: « Ты что сукин сын думал, когда представление писал?.. Ты хочешь, чтобы я за отвагу наградил Гитлера?»…

Все выслушали смешной случай, но никто не рассмеялся. Да и повода смеяться, особо не было. На вопрос Соколова, что с ним и почему молчит, Головатюк как-то криво улыбнулся и почти одним рывком выскочил из блиндажа.

- Куда это он? - вырвалось у пьяного Первушина.

Соколов лениво ответил:

- Известно куда. Подымать в атаку. Такова уж доля командира стрелковой роты… Мне, пулемётчику, и то немножечко лучше. Я не подымаюсь первым и не кричу: «Вперёд! За мной!..»

- Я к счастью тоже!

- Как твоя, пулемётная рота?

- Осталось три отделения...

- Что-что?! Три, значит, пулемёта?

- Три «максима». Правда, есть ещё два ручных – «дегтярята».

- И всё?

- Всё, Михаил, всё... Ну, брат, мне пора. Пойду. А ты скажи своим, чтобы поточнее кидали свои игрушки. Давеча одна мина разорвалась в двух метрах от нашего «станкача».

- Может, немецкая?

- Нет, дорогой. Твоя!

- Не может быть! - вырвалось у Соколова, но он понял, что товарищ говорит правду и огорчился.

… В соседней землянке тоже происходили интересные вещи. Начальник Особого отдела части майор Пивоваров пришёл к Геннадию Шахову разгадать странный ночной сон. Тот ради шутки разок похвастался, что является большим экспертом в этом вопросе.

- Я видел во сне часы, на которых было двенадцать часов времени. – Спросил озадаченный майор. - Что это значит?

- Нужно подумать…

После того случая когда Пивоваров пытался «пришить» им дело за дискриминацию командиров Генка решил проучить вредного чекиста. Он глубокомысленно почесал бритый затылок и выдал:

- Часы - это месяц…

- Ну?!

- Время - могут убить в полночь! - «приговорил» Шахов особиста.

Тот в течение месяца не вылазил с КП полка, даже позеленел от недостатка воздуха в полусыром подвале-яме.

- Жив! – радостно выдохнул еле живой майор.

Шутливое пророчество неожиданно сбылось, только коснулось оно его и Петю Шелехова. В полночь 12 декабря 1942 года случайный снаряд разворотил дзот, где они спокойно спали, отправив Петю в госпиталь, а расшифровщика снов на тот свет…

Выходящий из металлических труб белёсый дым медленно рассеивался между густо стоящих сосен, брезентовые палатки были наполовину завалены снегом. Даже на расстоянии в воздухе ощущался стойкий запах лекарств.

- Как славно, что госпиталь оказался рядом. – Подумал Пётр Шелехов, когда его доставили в лечебное заведение.

Белые халаты, надетые прямо на шинели или телогрейки, обрызганные кровью, придавали людям какой-то необычный, во всяком случае, не госпитальный вид, который вызывал у него невольный страх.

- Почему у каждого госпиталя своё лицо? – спросил его лежащий рядом грузин. – Не знаешь генацвале?

- Не замечал, - вяло откликнулся Петя и поинтересовался: - А чего вы всех генацвалями зовёте?

Грузин добродушно засмеялся и сказал:

- Когда беда придёт к тебе, я возьму её на себя.

- Ты о чём?

- Дословный перевод…

- Понятно!

Все работники госпиталя были чрезвычайно серьёзны, деловиты, с отражением усталости в глазах. Но это был обычный прифронтовой госпиталь, занимавшийся первичной обработкой ран, срочными операциями и отсеивающий смертников от тех, у кого ещё была надежда на жизнь.

- Это люди, которые первыми оказывают квалифицированную помощь, - поглядев на врачей, сказал грузин. - От их умения зависело многое для раненых.

- Для многих жизнь или смерть…

Только что прошедшие бои перегрузили госпиталь. Раненые поступали без счёта, и госпитальная деятельность шла на пределе. Немного в стороне от операционной палатки зловеще возвышалась поленница из трупов; и тот факт, что нижний ряд был засыпан снегом, а наверху лежали ещё не застывшие тела, говорил, что она постоянно росла.

- Откуда так хорошо знаешь русский зык? – спросил собеседника Петя.

- Я родился и жил в Москве. – Не вдаваясь в подробности, ответил тот.

- А я всегда попасть в столицу…

- Обязательно приезжай ко мне в гости! – радушно пригласил грузин.

- Если выживу…

Шелехов с тоской посмотрел на длинную очередь окровавленных носилок со стонущими, мечущимися в лихорадке или застывшими в шоке людьми впереди них.

- До утра не перевяжут… - определил он на глаз.

- Потерпим! – сквозь зубы процедил грузин.

- Хорошо, что раны у нас не смертельные…

Петя лёг поудобнее и сказал:

- Особенно тяжела судьба тяжелораненых.

- Сестричка, - попросил грузин, - дай попить.

- А ранение не в живот? – поинтересовалась на бегу хорошенькая медсестра.

- Что ты красавица!

Девушка сунула раненому жестяную кружку с родниковой водой и побежала дальше. Грузин большими глотками выпил воду и с блаженством закрыл тёмные глаза.

- Чаще всего их вообще невозможно вытянуть из-под обстрела. – Рассуждал уже бывалый солдат Шелехов. - Но и для тех, кого вынесли с нейтральной полосы, страдания не кончались. Путь до санчасти долог, а до госпиталя измеряется многими часами. Достигнув госпитальных палаток, нужно ждать, так как врачи, несмотря на самоотверженную, круглосуточную работу в течение долгих недель, не успевают обработать всех.