Владимир Шатов - Возвращение

Тот спокойно ждал своей участи. Он мельком взглянул на подошедшего Григория и быстро опустил глаза к земле. Шелехов не понял, узнал ли его старый знакомец.

- Приговаривается к смерти через повешение! – важно сказал рослый военный. – Выполняйте.

Рядом стоял капитан из прокуратуры, перепоясанный ремнями, с бумагой - приговором - в руке, два-три исполнителя из СМЕРШа и несколько зрителей.

- Кого сегодня? – спрашивали подходившие зеваки.

- Полицая…

- Чево там смотреть? – сказала баба, стоящая перед Григорием и торопливо пошла по своим делам.

Обыватели в основной массе равнодушно проходили мимо, смерть всем надоела. Оказывается, и казнили, как попало: верёвка гнилая, оборвалась, кряжистый Симагин сорвался вниз с криком и матом.

- Вашу мать! – крикнул он.

Срочно разыскали новую верёвку, перекинули её через сук, накинули петлю и потянули:

- Раз, два, взяли!

- Держи крепче…

Примитивно, буднично и скучно… А в десяти метрах дальше всё куда интереснее: солдаты щупали сменившихся с поста регулировщиц.

- Ой, не могу! - Смех, восторженные взвизги и крики.

- Куда ты милая?!

Пока Шелехов отвлёкся на игры молодёжи, Николая повесили. Он дёрнулся пару раз оплывающим телом и обмочил штаны от немецкой полевой формы.

- Каждый получает, што заслужил! – буркнул Григорий и направился к своему дому.

… Вечером того же дня он сидел в компании Павла Лисинчука и добивал вторую бутылку самогона. Вернее сидел он один, хозяин дома висел рядом.

- В госпитале мне до конца ампутировали обе ноги и левую руку. – Рассказывал тот свою печальную историю. - Остался такой себе самоварчик.

- Когда тебя ранило, я думал, што не выживешь…

- И сгноили бы меня вскорости в каком-нибудь доме для инвалидов, как и других таких же бедолаг, если бы не Марья. Ты её помнишь?

- Она же двоюродная сестра моей Антонины.

- Точно.

Павел знаком здоровой руки показал, что хочет покурить. Пока Григорий вертел самокрутку, он пытливо смотрел на боевого товарища.

- Домой заходил?

- Домом энто назвать трудно…

Первым делом после приезда в город Григорий направился к семейному гнезду в посёлке Щегловка. Сердце его выпрыгивало из груди, когда он после семи лет отсутствия пошёл по знакомой до боли улице.

- Есть, кто живой? – спросил осипшим голосом.

Смутная тревога о том, что с родными случилось нехорошее, оформилась в мрачную уверенность, как только он увидел заброшенную хату.

- Давно никто не ходил по двору! – машинально отметил Григорий пробираясь через невероятные заросли сорняков и молодой поросли тополей.

Дверь в дом была открыта. Мужчина вошёл в жилище, где он прожил с семьёй несколько счастливых лет и понял, что у него больше нет семьи. Кругом, на вещах, на домашней утвари, на мебели поверх толстого слоя пыли лежала ощутимая печать смерти.

- Какой дух чижёлый! – сморщился Шелехов.

Он не стал проходить дальше, а развернулся и решительно направился к бойкой соседке. Наталья Павина оказалась дома и, увидев внезапно воскресшего соседа, ударилась в обильные слёзы.

- Погибла наша Тонечка! – запричитала она и вытерла уголки глаз концом головного платка.

- Не плачь…

Григорий тяжело опустился на кухонный табурет. Для него всё стало ясно и единственное что занимало его теперь - были дети.

- А Санька где?.. Жива? – выдавил он самый больной вопрос.

- Жива Гришенька! – встрепенулась Наталья и сообщила: – Только угнали её на работу в Германию.

- Час от часа не легче.

Мужчина трясущимися руками свернул цигарку и, выпустив пару табачных облаков, спросил:

- А Петька?

- В армии он, - затараторила живая соседка, - намедни прислал письмо…

- Откудова?

- Недавно забирал у немца город Севастополь.

- И я только приехал из него…

Наталья всплеснула полными руками:

- Не привёл Бог свидеться!

- А где-то рядом ходили…

- Ищо встретитесь. Я тебе дам его адрес полевой почты.

Женщина рассказала, что написала Петру о смерти матери. Потом видя, что старший Шелехов спокоен подробно рассказала о жизни Антонины без мужа. Кое-какие подробности она опустила, но и без них Григорий понял причину смерти жены.

- Энто всё проклятый Колька Симагин! – выгораживала он мёртвую Антонину. – Когда тебя не стало, он привязался к ней как репей. Она мне рассказывала, что на другой день припёрся к ней и признался, что донёс на тебя.

- Вот как!

- А потом набрался наглости, предложил ей жить с ним.

Григорий ничего не сказал, только на его загорелом от крымского солнца лице заиграли объёмные желваки.

- Симагин – гад и в полицаи пошёл за ради власти над Антониной. – Не могла остановиться Наталья. – Когда немцы заняли город только Иоганн спас её от ирода.

- Какой Иоганн?

- Был один…

Павина смутилась, осознав, что брякнула что-то лишнее.

- Она немцам ради пропитания бельё стирала… Вот один солдат и приклеился.

- Понятно…

Шелехов снова закурил. Наталья пыталась обелить не нуждающуюся в этом покойницу массой ненужных слов, но он почти не слышал её. Встрепенулся Григорий, только когда Наталья дошла до отправки Саньки на принудительные работы в Германию.

- Николай и дочку твою вынудил уехать лишь бы быть с Антониной.

- Так и он тоже?

- А ты думал, почему она повесилась?

- Повесилась?

- Когда он её ссильничал - Антонина не выдержала. Я к ней забежала за солью, а она висит на кольце для колыбели. Я такого ужаса натерпелась!

Григорий, пошатываясь, встал. Он не хотел больше оставаться даже рядом с домом ставшего из родного - кошмарным.

- Я пойду. – Прохрипел он и шагнул к двери.

- Куда же ты Гриша пойдёшь?.. Ночь скоро…

- Ничего, ничего, - бормотал он, собирая вещи.

Внезапно он вычленил из плотного потока информации, которой его снабжала словоохотливая соседка, что объявился Павел Лисинчук.

- Он жив? – удивлённо спросил Григорий.

- Живой, только пораненный сильно.

Павина пояснила, что он теперь живёт с родственницей Антонины. Разузнав где их дом, Григорий попрощался и с облегчением направился к боевому товарищу.

… После того как Мария оставила их вдвоём и ушла на смену Павел и Григорий хорошо выпили и поговорили. Шелехов рассказал о смерти старшего сына Михаила, о заключительной фазе боёв в Сталинграде. Павел о своих мытарствах по госпиталям.

- Бабьим умом Мария поняла, что быть войне долгой, - думал Григорий, глядя на весёлое лицо друга, - мужиков почти не останется и куковать ей одной до конца дней своих.

Что случилось потом, он уже знал.

- Поняв энто, сердобольная женщина и взяла Пашку из госпиталя. Привезла домой, вбила костыль в стену и повесила туда мешок с мужем. – Радовался он за старого знакомого. - Висит он там сытый, умытый, причёсанный, даже побритый.