Владимир Шатов - Возвращение

Один солдат был с рацией за спиной и с наушниками. В боковом проулке виднелась мощная полевая радиостанция.

- Военные держат связь с командованием, возможно, и с самим «верхом». – Комментировал стоящий рядом мужчина.

- И что с того? – не поняла Саша.

- Нужно уйти с площади от греха подальше...

- Ничего плохого ведь не случится?

- Посмотрим.

В это время полковник наклонился с балкона, с усилием опираясь на перила. Лицо его сильно побагровело. Он что-то крикнул вниз цепи солдат. Шелехова с ужасом поняла, что с последним предупреждением к толпе обратился командующий новочеркасским гарнизоном Олешко и через секунду прозвучал роковой приказ: «Огонь!»

Хором заработали автоматы. Фасад здания тут же заволокло белым пороховым дымом. Очереди били пока что вверх. Толпа шарахнулась в стороны, но тут же замерла. Кто-то истошно закричал:

- Бежим!

Александра взглянула на часы. Мозг автоматически отметил время – 12 часов 31минута. Сбоку раздались испуганные голоса:

- Не бойтесь!.. Они стреляют холостыми!

- Они не посмеют!

В этот миг с правого фланга цепи ударил характерный звук боевых выстрелов; злобная с оттяжкой очередь. Толпа ахнула, люди бросились врассыпную.

- На площади было человек шестьсот, ну уж не больше тысячи. – На бегу подсчитывала Шелехова. – Но могут смять…

За спиной толпы оказалась метровая изгородь сквера у памятника Ленину. В условиях бегства это оказалось серьёзной преградой. Люди падали, бежавшие следом топтали упавших.

- Стрельба продолжается. – Отметила Саша и оглянулась по сторонам.

Вокруг, пригибаясь, бежали люди, многие были окровавлены. На цветочной грядке неподвижно лежала женщина в праздничном платье, оторванная рука валялась невдалеке.

- Ей уже не поможешь… - крикнул на бегу предупреждавший её мужчина.

- Да, да! – повторила Шелехова и посмотрела на бесстыдно задравшееся платье.

Она припустила вдогонку за своим ангелом-хранителем. Ажурная ограда сквера под напором толпы рухнула, люди разбегались, топтали упавших, раненых и убитых.

- Спасите! - истошный вопль повис над площадью.

Страха у Александры почему-то не было: только недоумение и возмущение происшедшим. Оглянулась на площадь: на жгуче-белом асфальте лежали тёмные тела – картинка из учебника истории «Кровавое воскресенье».

- Чёрно-вишневые лужи крови на раскалённом асфальте пучатся, - изумилась она, невольно притормозив, - как будто кипят...

Недалеко стояла бочка с квасом. Из пробитых пулями отверстий хлестал пенистый напиток. Пули летели вдогонку убегавшим, рассыпаясь по раскалённой площади и разрывая человеческую плоть.

- Видимо, - на мгновение остановился мужчина, - план расстрела был продуман заранее и в деталях...

- Почему?

- Вон уже подогнали грузовые и санитарные машины.

Пожилой мужчина пробегал мимо них. Пуля попала ему в голову и мозги моментально разляпались по цветочной вазе.

- Мать в магазине носит грудного убитого ребенка. – Фиксировало заторможенное сознание: - Убита парикмахерша на рабочем месте…

Невдалеке лежала девчушка в луже крови. Ошалелый майор встал в эту лужу. Ему крикнул раненый в последнюю минуту спутник Шелеховой:

- Смотри, сволочь, где ты стоишь!

Майор здесь же пустил пулю себе в голову.

- Позор! – подумала Саша и остановилась в проулке.

Когда огонь прошёл смертоносным шквалом, на площади остались лежать мужчины, женщины и подростки, Раненые громко стонали, девушка с развороченным пулей коленом застыла на асфальте и глядела на рану широко открытыми глазами. На залитой кровью площади, как проклятие, белели детские панамки, втоптанные в грязно-красное месиво.

- Глянь Кузьминична, - сказала дородная женщина своей соседке, - что это такое?

- Детей постреляли!

Они вышли из тенистого двора, где прожили всю жизнь, и с изумлением смотрела на творимые безобразия.

- Вон две девочки убитые, - всплеснула руками Кузьминична, - и там кто-то лежит на земле.

- Пойдём от греха подальше! – товарка потянула её в спасительную глубину двора.

Шелехова помогла подняться раненому мужчине и поспешила с ним в боковую улицу, чтобы выйти из сектора обстрела. Предложила отвести его в госпиталь. Раненый испуганно возразил:

- Там меня засудят!

- Разве так можно? – спросила ошарашенная Саша.

- Достреляют гады!.. – прохрипел бывший военный. - Веди домой, у меня жёнка медик!

- Вам надо в больницу…

- Домой!

Она отвела его домой. Затем вернулась в общежитие. В вестибюле толпились недоумевающие, напуганные слухами о расстреле жители. Перед ними разглагольствовал человек в штатском. Он говорил о «тысячных толпах хулиганов».

- Разбиты все витрины на Московской. Разве можно бить стекла? – возмущался он, прощупывая взглядом слушателей.

- А людей убивать можно?! – сорвалась Александра, зло посмотрев на него.

Все люди оглянулись на Шелехову и мгновенно расстояние между ними увеличилось. Возникла немая сцена. Она поняла, что выглядела страшновато: платье в крови – того раненого, которому помогла, на лбу глубокая царапина неизвестного происхождения, отчего вся щека в крови.

- Нужно переодеться! – решила Саша и поспешила в свою комнату.

Медсестра Ирина Купцова, с которой они делили комнату, оказалась дома. Проверка, проведённая дежурными по общежитию через десять минут, прошла благополучно:

- Все должны оставаться на своих местах.

- Ага…

Немедленно после неё они поспешили в город:

- Нам нельзя отсиживаться. – Сказала подруге Саша, торопливо переходя улицу. - Необходимо всё видеть лично: вот история без прикрас и фальсификации.

- Ну ты загнула…

Весть о расстреле немедленно облетела всех и вызвала, видимо, неожиданную для властей реакцию: остановилось большинство заводов, улицы переполнились народом.

- Ого, сколько их!

- В такие дни узнаёшь больше, - прошептала Шелехова, - чем за иные десятилетия.

Отовсюду подъезжали машины с рабочими. На Московской высаживались, молча шли к площади перед горкомом – плотной неудержимой колонной во всю ширину проспекта.

- Подобной демонстрации я ещё не видела! - ахнула Ирина и завертела головой.

- И больше не увидишь…

Остановить эту демонстрацию было невозможно. Хотя на крышах домов виднелись вооружённые солдаты. На площади у горкома было море людское.

- Тысяч десять, двадцать? – изумилась Купцова.

- Думаю что больше…

Посреди толпы стояли два танка. Люди не давали танкам проехать. Митинг скандировал:

- «Хру-щё-ва! Хру-щё-ва! – и ещё громче: – Пусть смотрит! Пусть смот-рит!»

Этот второй митинг был куда более массовым и целеустремлённым и явился реакцией на расстрел. Находившиеся в городе Микоян и Козлов не рискнули появиться перед людьми даже в присутствии танков. Микоян сказал несколько невыразительных слов по радио. Призвал людей разойтись по рабочим местам, пробормотал что-то о «трагическом инциденте».