Владимир Шатов - Возвращение

- Задержать, не допускать! – услышал в ответ голос Плиева: - Приказываю мотострелкам не допустить прохода демонстрантов по мосту через реку Тузлов.

- У меня не хватит сил, чтобы задержать тысячи человек, – схитрил Шаповалов.

- Я высылаю в твоё распоряжение танки, - последовала нервная команда Плиева. - Атакуй!

Иван Матвеевич с достоинством парировал:

- Товарищ командующий, я не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками.

Плиев с раздражением бросил микрофон. Предчувствуя недоброе, он попытался на своём «газике» перегнать колонну. Навстречу ему попался генерал Пароваткин, которого Шаповалов посылал раньше за устными указаниями Плиева.

- Командующий приказал применять оружие, – сказал он ему.

- Не может быть! – воскликнул Иван Матвеевич и решил тянуть время. – Требуется письменное распоряжение…

Тогда Пароваткин молча протянул командиру рабочий блокнот. Тот развернул его и увидел надпись от руки: «Применять оружие»

- Нельзя этого делать…

Они вскочили в машину, чтобы успеть обогнать толпу, но, не доехав метров четыреста до площади, перед горкомом партии, услышали массированный огонь из автоматов.

- Зачем?.. Зачем?

Иван Матвеевич не видел кровавой расправы, которую учинили слепо выполнявшие приказ. К расстрелу между тем готовились тщательно. Кто-то засел с пулемётом на чердаке здания и со снайперскими винтовками на крышах соседних домов.

- Они-то стреляли на поражение.

Генерал выскочил из машины и побежал на звук выстрелов. Навстречу ему неслись очумелые люди, среди которых толкался заплаканный пацанёнок лет семи.

- Подожди мальчик! – военный задержал бегуна, буквально налетевшего на неожиданное препятствие.

- Чего Вам надо?

- Что там, на площади? – плохо скрывая волнение, спросил Шаповалов.

- Людей постреляли! – крикнул пацан и попытался вырваться.

Однако большой дядька с красным от гнева лицом держал его крепко.

- Постреляли! – с ужасом произнёс он. – Не может быть…

- Много убитых там лежит…

- А ты как вырвался?

- После первых выстрелов я и мальчишки, залезшие поглазеть на деревья, попадали на землю и разбежались. Вместе с нами с дерева свалился мужчина – он ужасно кричал и корчился.

Иван Матвеевич закрыл глаза, чтобы стереть возникшую перед ними страшную картинку.

- Как тебя зовут? – он решил переключить внимание мальчика.

- Саша, - ответил всхлипывающий свидетель. – Фамилия Лебедь.

- Чего здесь оказался?

- Так мы живём на соседней улице Свердлова, всего в квартале от горкома. – Он махнул ручонкой куда-то в бок. - Как я мог не прибежать и не поглазеть.

Суровый генерал кивнул, словно принимая весомый аргумент собеседника.

- А другие мальцы откуда?

- Может быть, потому, что к площади прибежали сироты?

- Какие сироты?

- Детский дом располагается как раз на Московской.

Шаповалов мучительно замолчал, остро переживая случившуюся трагедию.

- Сегодня сирот стало больше… - почти неслышно прошептал он.

Потом прочистил горло и уже нормальным голосом сказал:

- Беги Саша домой, мать, наверное, сильно волнуется.

Тот не заставил себя уговаривать и так рванул, что только засверкали обутые в сандалии ступни крепких, загорелых ног.

- Хороший парнишка, крепкий! – подумал Иван Матвеевич и невольно улыбнулся. – Если пойдёт по военному делу – станет генералом.

24 августа 1962 года

Двадцатого августа текущего года в Новочеркасске закончился открытый судебный процесс судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, на котором рассмотрено дело по обвинению в бандитских действиях 1-3 июня 1962 года Кузнецова, Черепанова, Зайцева, Сотникова, Мокроусова, Каркач, Шуваева, Левченко, Черных, Гончарова, Служенко, Дементьева, Каткова и Щербан.

Суд, учитывая особую общественную опасность подсудимых, как основных организаторов и активных участников бандитских действий, приговорил Черепанова, Мокроусова, Кузнецова, Сотникова, Зайцева, Каркач и Шуваева к высшей мере наказания – расстрелу. Остальные подсудимые приговорены к длительным срокам заключения в исправительно-трудовых лагерях строгого режима.

Арестованную Шелехову держали в карцере Новочеркасской тюрьмы трое суток без допросов и объяснения причин задержания. Днём надзиратели пристегивали кровать к стене, а камеру наполняли по колено водой, приходилось стоять, прислонившись к мокрой стене.

- А ты как сюда попала? – спросила Александра молодую сокамерницу.

- Меня вызвали якобы на медкомиссию. – Неторопливо рассказывала ей крупнотелая женщина.

Чтобы как-то убить время и не сойти с ума от неизвестности они без устали разговаривали.

- Я взяла с собой годовалого сына, даже в мыслях не было, что меня арестуют, - вспомнила Елена Безродная и мелкие морщинки собрались вокруг голубых глаз, - у медсанчасти незнакомые люди вырвали из рук ребенка, а меня запихнули в машину.

- А мальчик?

- Сын остался на улице, наверное, он попал в детдом. У нас с мужем родственников нет, Коля сам детдомовский.

- А он где?

- Его застрелили на площади…

- Ужас!

Молодые женщины синхронно расплакались, словно хотели обильными слезами смыть свои невзгоды и беды.

- Он работал в стальцехе, - громко всхлипывая, сказала Безродная, - был активистом волнений по поводу повышения цен…

- Расстрел - финальный акт трагедии, главная причина которой - неумение разговаривать с людьми. – Убеждённо сказала Александра. - Повышение цен вторично.

- Может, разберутся и отпустят? – наивно спросила Лена и заглянула сокамернице в глаза.

- Обязательно отпустят!

… 14 августа в Новочеркасске под большой охраной милиции и войск МВД начался открытый судебный процесс над участниками волнений.

Они были выявлены, благодаря агентам, которые специально, хладнокровно делали фотографии возмутившейся толпы. Тех, кто на этих снимках шёл в первых рядах и вёл себя наиболее активно, забирали. Людей арестовывали по сложившемуся обычаю ночью, чтобы было меньше свидетелей, никому ничего не объясняя.

Суд был коротким, после него КГБ и Прокуратура СССР гордо заявили: «Если ранее часть людей не понимала происшедших событий, то теперь жители города Новочеркасска разобрались в их существе, поняли, что беспорядки были спровоцированы уголовно-хулиганствующими элементами, и с возмущением осуждают преступные действия бандитов и хулиганов».

Рабочие Вячеслав Черных и Вячеслав Коротеев нарисовали знаменитый плакат, передававший суть протеста: «Мяса, масла… Повышение зарплаты!»

За это народные "художники" получили по 12 лет лагерей. Долговязов снял со стены портрет Хрущёва – итог 8 лет... Александру и Безродную неоднократно возили на закрытые заседания суда.