Георгий Соколов - Нас ждет Севастополь

— Иди, — махнул рукой Громов, но, когда Глушецкий уже был в дверях, остановил его: — Скажешь Ромашову, что из политотдела придет инструктор с радиоустановкой. Пусть установят репродуктор поближе к противнику. Перед микрофоном будут выступать пленные немцы и румыны. — И усмехнулся: — Может, после разговора высотку без боя отдадут нам.

Глушецкий тоже усмехнулся.

После его ухода Громов несколько минут сидел недвижимо, чуть прикрыв глаза, потом склонился над планом Севастополя и его окрестностей. Взгляд его остановился на Сапун-горе.

— Эх, Сапун-горушка, — проговорил он вслух. — Одолеем тебя, Севастополь наш будет.

У разведчиков было весело. Вторые сутки они отдыхали. Все выспались, привели в порядок обувь и обмундирование. Даже Крошка щеголял в новых сапогах. Хотя и был он командиром отдельной разведроты, но ходил в потрепанной обуви. Охотничьи сапоги, которые подарила ему Роза, окончательно порвались. А в Ялте ему повезло. Старшина Безмас раздобыл ему на трофейном складе сапоги большого размера. Были они подкованы, с широкими голенищами. Увидев их, Крошка так расчувствовался, что обнял старшину и расцеловал.

— До конца войны хватит, — надев, с удовольствием сказал он.

— Кожа добротная. Видать, шились на заказ. Оказывается, есть и у немцев такие дылды, как я.

Когда Глушецкий пришел в роту, Крошка первым долгом обратил его внимание на свои сапоги.

— Красота! Верно? — притопнув ногой, похвалился он.

— Хороши, — улыбнулся Глушецкий.

Глушецкий объяснил причину своего прихода. Крошка сразу посерьезнел, задумался:

— Задание ответственное, — наконец сказал он, — группу возглавлю сам.

— Возражать не буду.

В комнату вошла Таня. Увидев Глушецкого, она козырнула, ее черные глаза весело блеснули.

— Здравствуйте, товарищ капитан.

Глушецкий внимательно посмотрел на нее. Таня все еще очень худа, но лицо уже не такого землистого цвета, в глазах блеск. И одета прилично, и винтовка при ней снайперская.

— Рад видеть тебя, Таня, — сказал Глушецкий. — Как здоровье?

— Словно вновь родилась, — ответила она.

Она и в самом деле в эти дни чувствовала себя хорошо. В роте к ней относились приветливо. Особенно предупредительны и внимательны были Семененко и Кондратюк.

— Я пришла с просьбой к командиру роты, — сказала Таня и вопросительно посмотрела на Крошку.

— Выкладывай, — отозвался тот.

— Прошу разрешения пойти в первый батальон. Там есть места, удобные для снайперской засады.

— Не возражаю. — Крошка повернулся к Глушецкому: — А ты?

— Я тоже.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Таня. — Разрешите идти?

— Через полчаса пойдем вместе. Сейчас укомплектую группы для захвата «языка», и пойдем.

Крошка и Глушецкий вышли из дома и направились к длинному сараю, где разместились разведчики. В сарае никого, кроме старшины, не оказалось, все находились в саду. Разведчики сидели на земле, а на обрубке дерева примостился «чертов коновал» Лосев. Он играл на гитаре и пел частушки.

— Где гитару достали? — спросил Глушецкий.

— В Ялте Гридневу один партизан подарил. В одной МТС работали, — ответил Крошка.

Они понятливо переглянулись и оба заулыбались, сразу вспомнив страсть Гриднева рассказывать случаи из жизни МТС. То-то наговорился он всласть, встретившись с земляком.

Когда офицеры подошли ближе, Лосев перестал петь и спрыгнул с обрубка. Поднялись и остальные. Глушецкий поздоровался с ними и спросил, как настроение.

— Отличное — отозвался Кондратюк. — Разрешите спросить товарищ капитан?

Глушецкий кивнул.

— Когда Севастополь будет наш, надо бы сходить под ту скалу на мысе Херсонес. Как вы думаете?

— Обязательно сходим, — сказал Глушецкий. — Семененко возьмем с собой. Он знает, где документы и ордена запрятаны.

— Четверо нас осталось, — вздохнул Кондратюк. — Вы, Семененко, я и Таня. А было…

Крошка назвал фамилии разведчиков, которые пойдут сегодня с ним. Предупредил:

— Выход через час, после ужина.

Глушецкий вернулся в штаб, доложил о готовности разведгруппы и пошел на наблюдательный пункт командира первого батальона. Ромашов встретил его радостным возгласом:

— Рад видеть тебя, капитан! Зайдем в блиндаж, хочу посоветоваться.

В маленьком, наскоро вырытом блиндаже комбат развернул схему обороны противника и, водя по ней пальцем, заговорил:

— Решил использовать твой опыт при взятии здания детских яслей на Малой земле. Действительно, всегда ли надо перед атакой открывать артиллерийский огонь? Ведь это сразу настораживает противника, он приводит в готовность все средства обороны. Я решил начать штурм в два часа ночи. Отряд вместе с саперами скрытно подбирается к высоте, режет проволоку, разминирует проход и бросается в окоп. А в этот момент артиллерия открывает огонь по артиллерийским и минометным точкам противника и дает отсечный огонь по подкреплению, если его бросят к высоте. Одобряешь?

Подумав, Глушецкий сказал:

— Одобряю. В помощь вам придут десять разведчиков во главе с Крошкой. Их задача взять «языка».

Ромашов сразу повеселел:

— Разведчики — это здорово.

— Ну, а если противник обнаружит штурмовую группу при подходе и откроет заградогонь? — спросил Глушецкий.

— Продумано, — заявил Ромашов. — Тогда наши артиллеристы и минометчики открывают огонь по таблице номер два — по огневым точкам и по артиллерийским позициям, которые ведут заградительный огонь. — Он вынул из планшета другую схему и развернул: — Вот схема пулеметных точек и артиллерийских позиций противника. Артиллеристы уже сделали пристрелку.

— А если противник после той пристрелки сменил огневые позиции своих орудий и минометов?

— Ну, знаешь, — недовольно передернул плечами Ромашов. — Этих «если» можно напридумывать еще десяток.

— И ты должен дать на них ответ.

— И дам. Артиллеристы и минометчики имеют своих корректировщиков. Пусть не зевают. — Ромашов протянул Глушецкому пачку трофейных сигарет. — Это не немецкий эрзац, а настоящие турецкие, — пояснил он, увидев, что Глушецкий бросил на них пренебрежительный взгляд. В блиндаж вошел заместитель по политчасти командира бригады, он же начальник политотдела подполковник Железнов.

— Ага, комбат тут, — басовито, с недовольными нотками в голосе произнес он.

Глушецкий и Ромашов встали, приветствуя замполита.

— Садитесь, — махнул он рукой, не здороваясь. — Где твой замполит?

— В ротах, как всегда.

— Вызовите его.

Ромашов сказал дежурному телефонисту, чтобы позвонил в роты, разыскал замполита и вызвал его в штаб батальона.

— Мы, товарищ подполковник, — начал докладывать Ромашов, — в каждое отделение штурмовой группы выделили агитаторов, в каждом отделении по три — пять коммунистов. Замполит провел совещание с агитаторами. Через полчаса проведем митинг штурмовой группы. Сегодня подано восемь заявлений о приеме в партию.