Юрий Корчевский - Танкист

Много мыслей вихрем пронеслись у Павла в голове. Но потом пришло осознание реальности. Зачем немецким санитарам искать его на поле боя и нести к себе в тыл? Да ещё и собственной жизнью рисковать — ведь ночью на поле боя ищут раненых русские санитары, эвакуационно-ремонтные бригады, разведчики. На пулю можно нарваться запросто.

Но потом до него всё-таки дошло: ночью его по ошибке приняли за немца! Лежал рядом с T-IV, тужурка на нём немецкая — вот санитары и ошиблись. Как говорится, ночью все кошки серы. А что будет утром? Ошибка, непреднамеренный обман раскроется — тогда плен или расстрел.

Павел решил молчать, играть контуженого. Ожоги на теле есть, ранения ног тоже, почему же ещё контузии не быть? Видел он уже таких: слышат плохо, память начисто отшибает — иногда не помнят, как их зовут.

Немцы остановились, поставили носилки на землю. От подбитого танка они отошли далеко и потому считали себя в безопасности. Закурили, пряча сигареты в рукава, чтобы огонёк не заметили, а, перекурив, снова взялись за носилки.

Сколько его так несли — четверть часа, полчаса — Павел сказать не мог. Вроде он даже отключился на какое-то время.

Его погрузили на грузовик, где уже стояли носилки с другими ранеными. Задний борт грузовика закрыли, и машина тронулась. На кочках стало трясти, и Павел застонал от боли, а некоторые раненые стали ругаться и кричать. Павел вдруг подумал: «А ведь здесь, в кузове, могут находиться раненые танкисты из экипажей подбитых им, Павлом, танков».

Грузовик выбрался на грунтовую дорогу и теперь мягко покачивался на пологих волнах. Тужурка немца тёрлась об обожженную спину, причиняя Павлу сильную боль, а ног он вообще не чувствовал.

Но всё — и хорошее и плохое — когда-то заканчивается. Грузовик остановился, рядом послышались голоса. Борт откинули, санитары стали снимать носилки с ранеными и заносить их в большую брезентовую палатку. В ней горело несколько керосиновых ламп. Свет был не очень ярким, но после темноты казался ослепительным. Павел зажмурил глаза.

Рядом с ним остановились, судя по голосам, двое.

— Что с ним?

— Не осматривали ещё, но, вероятно, ожоги. Танкист, доставили из-под Прохоровки.

С Павла стянули тужурку. На пол упала зацепившаяся за пуговицу цепочка. Немец в белом халате поверх военной формы нагнулся, поднял:

— Пауль Витте, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, одиннадцатая танковая дивизия.

— Я же говорил, Ханс. Ты посмотри на него. Лицо чёрное от копоти, спина в ожогах, с пузырями. Так, а с ногами что? Похоже — ранения, вероятно — осколками брони. Ранения, типичные для танкиста. В операционную его. И заполните формуляр.

— Слушаюсь, господин военврач.

Павел разговор слышал и всё понял. Надо запомнить, как звали немца и номер дивизии, в которой он служил. Надо попробовать остаться здесь, в полевом госпитале, поскольку ни у кого не возникло сомнения в том, что он — немецкий танкист. Пусть окажут помощь, а там он окрепнет и сбежит при первом удобном случае. Сейчас же у него просто нет сил.

Санитары перенесли его в другую палатку и переложили на стол. Над ним ярко светил электрический фонарь, питавшийся от аккумулятора. Подошёдший санитар сделал в предплечье укол.

— Терпи, гренадёр! Самое страшное уже позади, ты выжил! Доктор у нас отличный, всё сделает как надо. Скажу по секрету — он до войны работал в берлинской клинике.

Вошёл доктор — в клеёнчатом фартуке поверх халата, в резиновых перчатках, на лице марлевая повязка.

— Опять болтаешь, Вилли! Надо бы укоротить тебе язык.

— Простите, герр гауптман.

— Лучше пододвинь столик с инструментами.

Доктор «на живую» стал ковыряться инструментами в ранах на ногах. Павел от боли скрипел зубами, но молчал — он боялся заматериться по-русски. Потом что-то звякнуло о дно услужливо подставленного Вилли лотка.

— Молодец, гренадёр! Осколки из ног я вытащил. Вилли — бинты! А ты герой, гренадёр! Другие орут, матерятся, ты же, как истинный ариец, стойко переносишь боль.

— Спасибо, герр военврач, — прошептал Павел. Какими усилиями ему далось молчание, знал только он один.

— Ты померанец, гренадёр?

— Так точно!

— Вилли, помоги ему перевернуться на живот.

Санитар помог Павлу перевернуться. Хирург вскрыл пузыри от ожогов, по бокам сразу потекло. Ножницами врач срезал обгоревшие лохмотья кожи. Потом спину намазали какой-то мазью, наложили большие салфетки и перебинтовали.

— Вилли, помоги герою встать и отведи его на койку.

— Спасибо, герр военврач, — снова прошептал Павел.

— Вилли, дай гренадёру воды, ты же видишь — у него пересохло в горле. Можешь дать горячего сладкого чая.

— Яволь, герр военврач! — Вилли разве только не щёлкнул каблуками.

Он помог Павлу спуститься со стола, поддержал под руку и довёл до другой палатки.

— Вот, гренадёр, твоя койка, отдыхай.

— Вилли, ты настоящий друг.

Павел улёгся на живот — на спине лежать было просто невозможно.

В палатке, как заметил Павел, находилось около полусотни раненых. Было душно, стоял тяжёлый запах больницы. Раненые стонали, кричали, звали санитара.

Но неожиданно для себя Павел уснул, и причём уснул крепко.

Утром его разбудил уже знакомый санитар Вилли.

— Гренадёр, пора завтракать.

Он помог Павлу сесть в постели и поставил на колени небольшой жестяной поднос.

— Только прости, парень, кофе ячменный.

Павел хотел есть, ещё больше — пить, но сильнее всего — в туалет.

— Мне бы… — он замялся.

— В туалет? Так бы сразу и сказал, я бы тебе утку принёс.

— Лучше проводи меня.

— Хорошо, идём.

Санитар провёл Павла в брезентовую палатку на отшибе. Павел внутренне подивился. Вот ведь, немцы для нужника палатку поставили, а у нас солдаты по кустам бегают.

С облегчением он вышел.

Вилли, глядя на него, хохотнул.

— Ты как мумия. Грудь и спина в бинтах, ноги — тоже. Хорошо, женщин нет, а то бы полюбовались на твоё хозяйство.

— Вилли, мне бы хоть трусы или халат какой-нибудь.

— Найду. Говоришь ты смешно.

— Я из Померании.

— Я помню, ты говорил доктору. Всю жизнь мечтал о танковых войсках, да зрение подвело. Признали годным к нестроевой и взяли в армию санитаром. Но я доволен. Должен же я послужить Великой Германии?

— Конечно, Вилли!

— Когда мы победим, фюрер обещал раздать солдатам и офицерам вермахта лучшие земли. Я хочу получить на Украине.

— Вилли, я слаб и хочу пить, есть и в койку.

— Прости. Это всё мой длинный язык. Пойдём.

Санитар помог Павлу дойти до койки и ушёл. Павел попробовал жидковатый ячменный кофе, съел два тоненьких кусочка белого хлеба с яблочным мармеладом. Ему всё показалось вкусным, только мало, а для восстановления сил организм требовал еды. В нашем госпитале давали порции больше — хотя бы той же каши.