Юрий Корчевский - Танкист

Но спустя короткое время желудок успокоился, не сосал, и Павел снова улёгся. Разбудил его Вилли.

— Гренадёр, пора на перевязку и обед. Держи трусы, заметь — новые!

— Спасибо.

Павел решил больше слушать, чем говорить. Ему надо было уяснить, как немцы общаются между собой — всё-таки он в немецком военном госпитале, а не в республике Поволжья.

С помощью Вилли он натянул на себя трусы и почувствовал себя почти одетым.

Они прошли в другую палатку, где ему делали операцию. Незнакомый врач, а может и фельдшер, спросил фамилию Павла, нашёл в ящичке его формуляр и сменил бинты и мазь. Сделал всё ловко и быстро — чувствовался опыт.

— Спасибо, герр военврач, — поблагодарил Павел.

— Я только помощник врача, — ответил тот, но чувствовалось, что такое обращение ему явно польстило.

Несколько дней Павел только ел, спал и ходил на перевязки. Вдали громыхало, шли бои.

На шестой день раненых стали грузить в санитарные автобусы и грузовики.

— Русские контратакуют, прорвали фронт, — только и сказал пробегавший Вилли.

Павел сразу подумал о побеге — вот удобный случай. Но он был ещё слаб, раны болели, а особенно обожженная спина. Не было ни обуви, ни хоть какой-нибудь одежды. И он решил немного подождать — окрепнет и сбежит к своим. Если уж его не разоблачили сразу, то можно и задержаться. Он не герой на самом деле, и не будет лезть с голыми кулаками, ослабленный после ранений, на охрану госпиталя — её несли выздоравливающие.

Его поместили в автобус, на сиденье. Колонна машин с ранеными двинулась в сторону Харькова, потом забрала севернее. Как прикинул Павел, проехали они километров сто. «Боятся дальнейшего продвижения наших или просто переводят в стационарный военный госпиталь?» — терялся в догадках Павел. А впрочем — плевать, пусть пока решают за него. Вот окрепнет, затянутся раны, тогда он сам будет решать, когда и куда двигаться.

На этот раз его положили в палату на шестерых человек — на мягкую, с матрацем, постель, а не на жёсткий топчан в брезентовой палатке на полсотни раненых. Уход — перевязки, уколы — вполне на уровне, еда — вкусная и сытная. Павел стал наедаться.

Дней через десять раны на ногах уже зажили. Павел прихрамывал, но уже мог бы ходить самостоятельно, если бы не спина. Бинты и салфетки ещё промокали от сукровицы, нежная кожица, едва начинавшая покрывать ожоги, при каждом неудобном движении лопалась.

Павлу давали витамины, переливали кровь. Молодой организм брал своё, и Павел набирался сил. Он стал продумывать план побега. Познакомиться бы с кем-нибудь из местных жителей, чтобы достать одежду. Или выкрасть немецкое обмундирование. Жетон с фамилией и номером дивизии болтался у него на шее, но солдатской книжки не было.

Ожоги на спине медленно подживали. В госпитале Павел разговаривал мало, больше смотрел и слушал. Различий в поведении солдат — немецких и русских — было много. Вроде мелочи, но они вызывали вопросы или удивление. Не так шнуровали и завязывали ботинки, не так стряхивали пепел с сигарет в пепельницу, не так чистили пуговицы на мундире.

Павел ко всему приглядывался и многое перенимал. А когда кто-то видел, как он выполняет неправильное действие и удивлялся, окружающие говорили ему:

— Ну что ты хочешь? Он же контуженый и обожжённый. К тому же из Померании.

Спрашивающий сочувственно качал головой и отходил.

Постепенно Павел приобрёл в госпитале репутацию «человека немного не в себе». И он не старался её опровергнуть — так было легче. Соверши он сейчас поступок нелепый, так никто из окружающих не удивится. Иногда он стоял у окна или выходил во двор госпиталя, чтобы подышать свежим воздухом, понаблюдать за сменой караула. Госпиталь охранял отделение солдат, и для Павла было открытием отдание чести при смене караула. В Красной армии прикладывали открытую ладонь к виску при головном уборе. Немец же, если он стоял на часах и при оружии, салютовал винтовкой. Руку в приветствии выкидывали вперёд только члены «ваффен СС» или партийные чиновники. Офицеры вермахта отдавали честь двумя пальцами.

Павел научился разбираться в знаках различия. А их у немцев было много, для каждого рода войск — свои, не считая эсэсманов.

В армии членов «ваффен СС» не любили. Туда набирали прошедших отбор по физическим параметрам — вроде формы черепа и цвета волос — или партийной принадлежности. Снабжались части СС значительно лучше армейских, новое оружие и первоклассная техника в первую очередь поступали туда. Правда и дрались они стойко и безжалостно, но и награждались чаще, чем армейцы. Для них даже госпитали были отдельные. Вот за эту избранность, за фанатизм армия и не любила СС.

А вчера Павел испытал лёгкий испуг. По коридору к нему подошёл один из вновь прибывших раненых. Нога его была загипсована, и он опирался на костыль.

— Парень, ты, говорят, из Померании?

— Да, а что?

— Так мы с тобой земляки. Я из Штеттина.

Павла пробил холодный пот.

— Я из Кольберга.

— А, задняя Померания, за Одером. Не был никогда.

В это время раненого позвали на перевязку, и Павел перевёл дух. Он никогда не был в Померании, тем более в Кольберге. И начни раненый его расспрашивать о чём-то — об улицах или местных достопримечательностях, он ничего не смог бы сказать. Единственная надежда — сослаться на потерю памяти в результате перенесённой контузии. Хорошо бы не встречаться с раненым, но госпиталь — территория закрытая и небольшая.

В любой армии, хоть немецкой хоть Красной, землячество — дело святое. Земляки старались держаться друг друга, помогать, делиться патронами или табачком. О Померании Павел знал только, что она входила в состав Прусских земель, откуда была родом будущая русская царица Екатерина I, а вероисповедание там католическое. И всё. Сложно выкручиваться с таким багажом знаний при расспросах земляка.

Но в этот же день его, как и нескольких других раненых, медсестра позвала в кабинет начальника госпиталя.

Когда назвали его фамилию, Павел вошёл, доложил:

— Панцергренадёр Пауль Витте по вашему приказанию прибыл.

— Садитесь, гренадёр.

Павел присел на краешек стула и скривился от боли. Ноги уже подзажили — но спина!

Кроме начальника госпиталя гауптмана Шайбе в кабинете был ещё один человек в белом халате. Кто он такой, Павел не знал.

Гауптман зачитал его формуляр — не столько для Павла, сколько для человека в халате.

— Ты проявил себя как герой, гренадёр. Господин оберст приехал вручить тебе и другим танкистам нагрудные знаки «За танковую атаку».

Человек в белом халате встал и подошёл к Павлу. Тот сделал попытку встать, но оберст мягко надавил ему на плечо.