Николай Далекий - Охота на тигра

§2

Распространившееся среди некоторых офицеров мнение, что захват танка «тигр» состоялся стихийно, без какой-либо подготовки, и к этому делу были причастны только трое пленных, ошибочно и вредно, так как располагает к самоуспокоению и безответственности. Факты говорят о другом: 1) все трое злоумышленников жили в одном бараке, что облегчало им общение друг с другом, вылившееся затем в преступный сговор; 2) все трое, являясь опытными и искусными танкистами, с определенной целью скрывали свою военную специальность; 3) злоумышленники, видимо, каким-то образом узнали, что стены дома конторы сложены из глины, и точно рассчитали, что тяжелый танк несколькими ударами может пробить стены. Все это свидетельствует о серьезной и длительной подготовке и не исключает, что у злоумышленников имелись тайные друзья, советчики, помощники, оставшиеся целыми и невредимыми. Выявление, хотя бы с опозданием, этих тайных сообщников — дело очень важное и касается Вашего престижа. Поэтому мной решено помочь Вам усилить агентурную сеть новыми, специально подготовленными людьми.

Приказываю: 1) все вопросы, касающиеся техники заброски новой агентуры, срочно обсудить с начальником городской полиции безопасности оберштурмфюрером Швейгертом; 2) большую часть агентов поместить в барак № 4; 3) приложить максимум стараний, чтобы работа агентов и ваша связь с ними сохранились в глубокой тайне.

§3

Ваше решение предпринять ряд мер, направленных на сокращение бесполезной траты сил пленными, — одобряю. Свои силы пленные должны тратить на работе, а не во время ненужных длительных переходов. Это не касается воскресных дней. В такие дни для пленных необходимо найти какое-то занятие, чтобы заполнить их свободное время.

§4

Имею удовольствие сообщить Вам, что мной подано ходатайство о повышении Вас в чине.

Хайль Гитлер!

Оберштурмбанфюрер Кремп.

Вот они идут — остроглазый солдат с автоматом, Нитцель, плюгавый лагерный врач и фельдфебель, еще один автоматчик и замыкающий — староста Баглай. Они проходят так близко, что у Юрия спирает в груди. Ему кажется: стоит кому-либо из этих шестерых глянуть ему и лицо, и все будет раскрыто, его схватят и с криками: «Это он! Это он!» — начнут бить палками по голове, пинать ногами.

Но никто ничего не заметил, хоть все они зорко, настороженно поглядывают по сторонам.

Проходят.

И снова, снова они... Юрий открывает глаза. Проходы коменданта со свитой могут повторяться в его воображении бесконечно, один за другим. Они в общем-то однообразны, эти повторяющиеся картины, разве что меняется дистанция между немцами — на шаг-два ближе или дальше друг от друга. Это похоже на отбор кинорежиссером дублей: одна и та же сценка снята несколько раз, и режиссер по нескольку раз просматривает на экране варианты-дубли, чтобы выбрать наиболее удачный. Но выбрать не так-то легко, каждый дубль имеет свои достоинства и недостатки, режиссер прокручивает дубли до тех пор, пока его восприятие не притупляется, и он уже не в состоянии определить, что хорошо, что плохо. Кончается тем, что сцена снимается еще несколько раз и после этого оказывается, что самым лучшим дублем, бесспорно, является тот, что снят первым, его-то и включают в фильм, а остальные, потребовавшие от съемочной: группы так много труда, летят в корзину. Корзины в монтажной наполнены блестящими, скрученными в спирали полосками пленки — забракованными дублями. «Посторонним вход воспрещается». «Не курить!» Воспоминания... Непрошеные, ненужные, они врываются в сознание Юрия, чтобы тотчас же исчезнуть как далекий сполох молнии, как след падающей звезды.

Юрия уже не преследовал кленовый листок, его участие в «афере» было делом решенным, и он гонял, прокручивал свои однообразные «дубли», выискивая таящиеся в них неожиданности. Удивительно, даже в воображении он не решался поднять руку, чтобы стукнуть по голове своего «двойника»; близость проходившего мимо унтерштурмфюрера точно парализовала его. Однажды он увидел в одном из «дублей» на головах солдат-автоматчиков не пилотки, а стальные шлемы... Его даже бросило в пот — таких не свалишь, тюкнув камушком по темени. Но это была ложная тревога: охранявшие лагерь эсэсовцам шлемы не надевали — зачем они перед безоружными, обессиленными людьми? Страшнее оказалась другая неучтенная деталь. По какому-то легкомыслию, или скорее ослеплению, он не брал в расчет овчарку Бетси, словно забывал о ее существований, а справиться с той сильной острозубой тварью будет трудней, чем с любым двуногим.

Сколько же потребуется им верных, решительных, сохранивших физическую силу людей, чтобы нападение было успешным? Группа коменданта может состоять не из шести, а из семи-восьми человек. Если даже без запасных, «баш на баш», как говорит Петр, все равно потребуется восемь нападающих. И еще двое нужны, чтобы сразу прикончить Бетси, самых смелых и ловких — зубы овчарки сами по себе способны внушить панический страх. Десять человек надежных, отборных, бесстрашных. Как их найти, когда прошедшие горькую, смертельную науку пленные боятся раскрыть друг перед другом душу? Авантюра, афера, их всех выловят раньше, чем будет произведена проверка барака на чистоту и порядок. Он очень надеялся на человека из второго барака, но прошло два дня с тех пор, как Петр ходил туда передавать «привет от Южного», а все без изменений. Несомненно, Полудневый дал «адрес» верного человека, возможно даже, что это член какой-то подпольной группы, ведь Роман говорил о помощи, а один человек помочь не в силах. Группа... Стоит ли раскрывать свои планы? Он, Юрий, всегда боялся такого варианта, когда в дело пришлось бы посвящать многих людей. Но на ЭТОТ раз иного выхода нет.

До вечерней проверки оставалось — в лагере, где строго придерживались распорядка, Юрий научился чувствовать время — не менее чем полчаса, и эти полчаса следовало бодрствовать, противясь искушению заснуть. Юрий лежал на нарах, тело отдыхало, хотя натруженные руки и ноги ломило в суставах. И вдруг он почувствовал прикосновение, кто-то крепко сжал пальцами его руну у локтя, погладил ее. Петр... Просит выйти из барака. Есть какая-то новость. Юрий на всякий случай полежал на нарах еще минут пять и лишь тогда спрыгнул на землю и пошел к двери.

Небо было темным, лишь на западе виднелось неясное розоватое пятно, «где от заката памятка одна», — вспомнилась строчка сонета — это угасала одинокая тучка, еще недавно светившаяся, как только что вынутый из горна уголек. Петр ждал Юрия на дорожке к уборной. Слабенький прожектор, установленный на вышке, шарил по земле, освещая столбы, густо переплетенные колючей проволокой, ровную белою полосу возле них.