Николай Далекий - Охота на тигра

— Не пойдем, не пойдем мы туда, не бойся, — сердито-насмешливо пробормотал Петр, имея в виду часового на вышке. — Ученые...

Прожектор погас, но тут же снова зажегся, поймал Годуна и Ключевского и подержал их несколько секунд в своем голубоватом луче.

— Вот гад, — испуганно зашипел Петр. — Как услышал...

— Спокойно, — сказал Юрий, — не останавливайся и не прибавляй шага. Что у тебя?

— Не ошибся я. Тот это человек. Эти дни он, видать, обнюхивал меня, собирал сведения. А сегодня, можно сказать только что, привет от Южного мне возвратили. А кто бы ты думал? Ивашин. Это тот, что вместе с Петухом по приказу Романа должен был утопить тебя в сортире. Понял, какой человек? Его-то, да еще одного я держал в мыслях, когда говорил, что у меня есть на примете двое...

— Что Ивашин сказал?

— Подошел и говорит: «Извиняется второй барак, просил еще раз привет от Южного передать и отзыв получить. Нужен если — я в твоем распоряжении».

Что-то в этой новости особенно обрадовало и успокоило Юрия. Он быстро разложил все по полочкам, Петр попал по адресу, какой дал ему Роман Полудневый, — хорошо; человек из второго барака сразу не откликнулся на пароль и, надо полагать, навел через своих людей справки о Годуне — очень хорошо, так как это свидетельствует о соблюдении необходимой осторожности и умело налаженной конспирации; на Ивашина, который выполнял роль связного, тоже можно положиться — ведь и Годун держал Ивашина «в мыслях», когда говорил, что у него есть двое верных пленных в четвертом бараке. На Ивашине круг замкнулся — он — Юрий Ключевский, — Годун — человек из второго барака — Ивашин и снова — Годун. Юрия обрадовало, что круг охватил только четырех верных людей. Однако эта радость отдавала трусостью. Ивашин и так никуда не убежал бы от них, но если бы связным оказался какой-либо новый человек, то это был бы пятый. К черту! Нужно расширять круг. Нельзя прятаться от своих, время не ждет. Второй барак сможет помочь им в тот момент, когда они будут подходить к воротам — поднимут шум и отвлекут внимание часовых на себя. Пусть на какую-то долю секунды — и то хорошо.

— Петр, завтра ты встретишься с этим Язем. Слушай, и запоминай... Вот что ты должен сказать ему. Впрочем... Да, да, будет лучше, если к нему пойду я. Ты думал над тем, сколько человек нам потребуется?

— Думал. — Вид у Годуна сразу стал угрюмым. — На одного больше получается, овчарка ведь с ними...

— Один не справится.

— Самого ловкого наставим, он ее поводком удушит.

Загудел подвешенный на проволоке кусок рельса — пять ударов, сигнал выходить на вечернюю поверку.

Зажглись прожекторы на всех вышках и осветили аппельплац, к которому уже бежали со всех сторон пленные.

Ключевский и Годун также устремились туда и смешались с толпой.

На следующий день пленных ждал сюрприз. Им приказали взять котелки с собой и заставили тащить к карьеру десятка два полевых кухонь. На машине привезли продукты, дрова и вскоре по карьеру начал распространятся запах горячей баланды.

В обеденный перерыв пленных не погнали в лагерь, они получили тут же, в карьере, свои порции — черпак баланды и две ложки овсяной каши, наполовину состоящей из остюков и семян сорняков. Пленные расположились на отдых где попало, Пользуясь этим, Юрий Ключевский как бы случайно оказался рядом с пленным из второго барака по кличке Язь. Их разговор продолжался минуты две, не больше.

Вечером того же дня, как только стемнело, Язь встретился у дверей второго барака с невысоким, коренастым пленным. Они тотчас же отошли в сторону и остановились, прижавшись друг к другу спинами. Даже вблизи могло показаться, что это стоит один человек. Молчали долго, вглядываясь в темноту, прислушиваясь. Наконец товарищ Язя, по кличке Корень, заговорил, поворачивая голову и бросая через плечо едва слышные короткие фразы.

— Семен сообщил только что: всем, кто лежит в больницах, сделан укол. Они умрут этой ночью. Больницу закроют. Лечить никого не будут. Заболел — получай укол Или конвоиры пристрелят в дороге. Коменданту нужны только здоровые.

— В больнице наши — Братовой, Камень...

— Погибли. Семен ничего не мог сделать. Узнал поздно. Что у тебя?

— По паролю Южного пришел второй. Знаешь, кто он? Чарли из четвертого...

— Чарли? Он связан с Годуном или самостоятельно?

— Связан.

— Что он тебе сказал?

— Попросил хорошенько продумать поведение Полудневого...

— Южного!

— Да, да... Чарли просил меня задуматься над такими вопросами: не следует ли предположить, что план, выполненный Южным, был разработан другими, но они не могли осуществить его, так как их отчислили из ремонтной бригады? Может быть, именно это заставило их поделиться своей тайной с Южным и уговорить его пойти в ремонтную бригаду?

— Вопросики... Хитер Чарли. Знал, что ты отнесешься к нему с недоверием.

— Тем не менее получается убедительно.

— Что ему от тебя нужно? Есть какой-нибудь план?

— О плане он не распространялся. Сказал, что грандиозный, но подробности может сообщить только за два-три дня до начала. Ему нужны люди, абсолютно надежные, готовые на все. И он спросил, могу ли я порекомендовать ему кого-либо из четвертого барака.

— Обязательно из четвертого?

— Да.

— Сколько человек ему нужно?

— Сказал, желательно восемь человек, но если найдется больше — тоже не помешает. Я ему ничего не обещал, но об одном — Ивашине — они уже знают.

— Сколько у тебя в четвертом?

— С Ивашиным трое.

— Не густо. Давай погуляем. Я должен подумать. Уж очень это на тонкую провокацию похоже.

— Пароль точный. Южный не мог ошибиться. Знал толк в людях.

— Вроде... И все-таки как бы нам не попасться.

Они разошлись и через несколько минут встретились снова, на этот раз у раскрытых дверей барака. Коренастый сказал на ходу:

— Семен должен проверить этого. На рентгене.

— Думаешь...

— Для успокоения души. Цыган говорил: «Усе може буть».

— Только без...

— Цел будет. Если чистенький — на твою совесть и ответственность. Без дела не встречаемся.

— Добро.

Разошлись не попрощавшись, не взглянув друг на друга.

Коменданту Каменнолужского лагеря

унтерштурмфюреру Витцелю

Донесение

Спешу уведомить Вас, что человек из четвертого барака, по тайной кличке Блоха, обратился ко мне с просьбой. Он ходатайствует о том, чтобы его на несколько дней посадили в карцер. Он жалуется, что не сможет долго состоять на общих работах при граните в карьере по состоянию ухудшившегося слабого здоровья, а также пленные подозревают в нем стукача. Это создает для него большие трудности выполнять обязанности осведомителя, и для поднятия его авторитета в бараке было бы хорошо ему отдохнуть в карцере, если он и там будет получать паек и надбавку.