Валерия Герасимова - Крушение карьеры Власовского

Василий Антонович Сенченко вопросительно посмотрел на майора Власовского. Замечание о характере предстоящего разговора вызвало у него недоумение.

— Сознаюсь, мне очень грустно видеть известного профессора Сенченко в такой роли… Каюсь, я лично сделал все, чтобы ваше имя пока оставалось незапятнанным. Но, — продолжал Власовский, протирая лоскутком желтой замши стекла очков, которые он снял, — как говорится, факты — упрямая вещь. А фактов, к сожалению, накопилось более чем достаточно. Надеюсь, что у вас хватит мужества, чтобы посмотреть правде в глаза.

— Я слушаю, — сдержанно сказал Сенченко.

— Начнем по порядку. Вы все знаете о вашей жене?

— Да… — начал Сенченко, и внезапно поколебался. — Почти… — добавил он.

— Почти? — ухватился Власовский. — А чего же вы все-таки о ней не знаете?

Секунду помедлив, Сенченко рассказал о записке, случайно оброненной Людмилой в машине.

— Но я думаю, что это дело личное и вряд ли может вас заинтересовать, — добавил Василий Антонович.

— Допустим, — заметил Власовский, — и вы не пытались выяснить, от кого эта записка?

— По правде сказать, нет, — ответил Василий Антонович. — Я уже сказал, что дело это только личное, и верю, что рано или поздно жена сама мне об этом расскажет. Наши отношения с женой таковы, что…

— Нас не интересуют ваши супружеские отношения, — чуть приметная улыбка скользнула по губам Власовского. — Гораздо больше нас интересуют ваши отношения к автору этой записки.

— К автору записки? Но я его не знаю! — пожал плечами Сенченко.

— Это еще вопрос… Впрочем, кто при подобных обстоятельствах, — Власовский не без иронии кивнул на стены служебного кабинета, — стал бы гордиться знакомством с участником диверсионно-шпионской шайки!

— Какой шпионской шайки? — голос Сенченко дрогнул.

— Той самой, которую ваша жена снабжала деньгами… — И после паузы, чтобы Сенченко получше прочувствовал эти слова, Власовский продолжал — Скажите, Василий Антонович, ваша жена откровенна с вами последнее время?

И вдруг перед Сенченко с поразительной отчетливостью и совсем в новом свете одно за другим стали проходить события последних дней. Да, этот майор, перед которым он сейчас сидит, прав. Ведь даже о злополучной записке Василий не допытывался именно потому, что сразу же наткнулся на ложь жены. Да, конечно, с некоторых пор Людмила лжет и в большом и в малом…

— Скажите, а не было ли случая, чтобы ваша жена расходовала деньги на какие-то непонятные вам дели? — прервал его молчание Власовский.

Василий задумался. Он никогда не придавал этому значения.

А память услужливо ему подсказала.

— Да, однажды был такой случай…

— В апреле месяце? — уверенно произнес Власовский.

— Совершенно верно, — побледнел Василий.

— А вот вам и объяснение. — Власовский протянул лист бумаги, подписанный знакомым размашистым почерком Людмилы.

Василий Антонович прочитал протокол. Сомнений не было. Его жена созналась в том, что II апреля сего 1951 года она перевела три тысячи рублей неизвестному ей гражданину по имени Александр Капдевилья, который оказался участником шпионско-диверсионной группы.

Так вот какое чудовищное объяснение нашлось всем тем подозрениям, (которые все последнее время так томили его!

— Но это только начало, — невозмутимо продолжал следователь, в полной мере оценивший произведенное на Сенченко впечатление. — Это еще далеко не все, что я должен вам сообщить. Скажите, вы не замечали каких-нибудь странностей в поведении вашего отца?

— Отца?

— Да, Антона Матвеевича Сенченко.

И перед Василием Антоновичем все с той же убийственной отчетливостью возникло осунувшееся, словно больное лицо отца. А ведь еще недавно он был таким бодрым, таким жизнерадостным. Вспомнились и жалобы матери на то, что Антон ничего в рот не берет и не спит по ночам. Да он сам на днях, неожиданно зайдя в комнату стариков, увидел, что отец стоит, прижавшись лбом к оконной раме, а плечи его вздрагивают. «Так, пустое», — словно уличенный, ответил он на заботливый вопрос сына…

— Ну что можно спрашивать со старика под семьдесят лет! — все же сделав над собой усилие возразил Василий Антонович. — Честная трудовая жизнь отца у всех на виду!

— К сожалению, даже у иностранного разведывательного центра, — усмехнулся Власовский, — с которым он связан…

— Это клевета, в это я не верю! — вскочил Сенченко.

— Скажите, к вам в дом приходил некий гражданин Храпчук? — вкрадчиво, почти дружески спросил Власовский.

— Приходил… Мне рассказывал отец.

— А отец не сообщил вам также, что визит его друга имел кое-какие последствия?

— Нет, ничего не говорил…

— Странно, что и на этот раз вы не проявили никакого интереса к делам самых близких вам людей, — скептически прищурился Власовский. — Советую поговорить с ним начистоту. А ваш родитель мог бы рассказать вам интересные вещи. Прежде всего о том, как он помог иностранной разведке выудить данные о вашей научной работе.

— Этого не может быть! Ни одному человеку, даже отцу, я слова лишнего не говорю о своей научной работе!

— Зато об этом достаточно красноречиво говорит фотография вашего рабочего кабинета, отправленная в иностранную разведку, — невозмутимо сказал Власовский. — Надеюсь, ваш папаша объяснит, как это произошло…

— Нет, это какое-то недоразумение, этого не может быть, уверяю вас, — повторил Сенченко.

Но перед ним было благородное лицо непреклонного судьи.

— Вы уверяете? А какие мы, собственно, имеем основания в свете всего происшедшего вам верить?

Виктор Владиславович даже поднялся из-за стола. Казалось, он с трудом сдерживает негодование.

— Разве можно поверить, что такой человек, как вы, все время находился в святом неведении, в то время как ваши деньги шли на шпионаж?.. Наивно, очень наивно, — очки Власовского сверкнули. — Не буду скрывать, что судьба ваших близких — жены и отца — предрешена. Но мы ждали, терпеливо ждали, что вы сами, без нашего приглашения придете к нам с повинной… К сожалению, мы ошиблись… Жестоко ошиблись. — Власовский нервно отхлебнул глоток воды. — Но не только вы, но и мы совершили преступление. Да, преступление перед Родиной, перед нашими советскими людьми! Мы медлили, выжидали, вместо того чтобы мечом правосудия пресечь черную работу ваших близких и — не побоюсь оказать — вас самого, гражданин Сенченко! И как дорого, бесконечно дорого, буквально ценой человеческой жизни мы расплатились за эту мягкотелость… Я имею в виду эту несчастную семью Зубковых… — голос Власовского дрогнул.

— Да! Это ужасная смерть!.. — Живая, острая боль на мгновение заслонила все то, что безысходным мраком сгустилось над Сенченко. — Бедная девочка! Кто бы мог подумать…