Юлий Дунский - Время собирать камни

На «ты» Демин перешел с Нелей при неприятных обстоятельствах, но и теперь, в благодушном настроении, продолжал говорить Неле «ты».

— Поэтому при разминировании прежде всего мы вставляем предохранительную чеку и вынимаем взрыватель. Теперь так. Мины замедленного действия могут быть с часовым механизмом — то, что в старину называлось «адская машина». А могут быть с химическим взрывателем.

— То есть как? — испугалась Неля. — При взрыве вылетают ядовитые газы?

— Совсем не то! Там взведенный ударник удерживается стальной проволокой. А проволока эта проходит через баллончик с кислотой. Когда кислота разъест проволоку, ударник освободится и взрыватель сработает. И вот этот капитан Шнайдер, у которого служил наш фриц…

— Он не фриц, а Рудольф, — поправила Неля.

— Да знаю я, знаю. Этот Шнайдер ставил химические взрыватели своей конструкции. Проволока потолще, кислота послабее, расчет такой, чтобы рвануло через несколько месяцев.

— Но если знать, так не очень сложно обезвредить?

— Ну как сказать. Такие мины ставят, как правило, на неизвлекаемость: кроме основного, есть дополнительные, хорошо замаскированные взрыватели. Тебе кажется, ты все сделал, а станешь поднимать ящик или даже чуть стронешь — и взрыв. Но Онезорг знает, где что. — Демин потянул носом. — Кушать охота до смерти!

— Спасибо. Я начинаю немножко понимать. — Неля помолчала, а потом задала совсем не наивный вопрос. — Но вот минер вынимает такой химический взрыватель. А проволока в нем уже почти разъедена кислотой. И от сотрясения взрыватель срабатывает. Бывает такое?

— Бывает, что и медведь летает, только невысоко, — улыбнулся Демин.

Вошла хозяйка и пригласила:

— Обедать, пожалуйста. Все на столе.

…Обед хозяйка приготовила замечательный. Из деминского пшенного концентрата сварила суп, нажарила своей картошки и еще принесла с огорода зеленый лучок и редиску. Она сделала только одну ошибку: накрыла на троих. И Онезорг уже сидел за столом. Неля тоже села, с улыбкой обернулась к Демину. Но капитан стоял посреди комнаты с обиженным и злым лицом и садиться не собирался. Раньше бы он просто погнал фрица от стола, а после их сегодняшней работы так поступить было нельзя.

— Есть совсем не хочется, — объявил он и пошел к себе в комнату, но по дороге не выдержал, взял со стола кусок хлеба.

…Демин сидел у себя на кровати, ел этот хлеб и с неудовольствием слушал, как звякают ложками Неля и фриц, как хрустят редиской, как болтают весело и дружелюбно по-немецки. Чаще других повторялись слова: «Гёте, Шиллер, битте, пролетариат»…

Под вечер Демин и Неля прогуливались по пустырю за домом. Кто-то скосил здесь траву для коровы, и свежее сено лежало рядками, подсыхая.

— Два запаха самые лучшие на свете, — говорил Демин. — Свежее сено и свежий, только что из печи хлеб.

— Про хлеб это вы потому, что голодный?

— Ничего подобного. Но раз уж ты затронула, я скажу: меня прямо покоробило, что ты с ним села есть. Нашла компанию!

— Война кончилась, — напомнила Неля.

Капитан сердито дернул плечом.

— Для тебя да. Потому что ты сбоку стояла. На тебе ни царапины нет. А для других не кончилась.

Неля помолчала — не хотелось спорить. Но потом все-таки сказала:

— Снаружи ни царапины. А внутри… У меня мать с голоду умерла в блокаду. А отец еще в сорок первом погиб: он пограничник был.

— Тогда… Тогда я тебя окончательно не понимаю, — в замешательстве проговорил Демин.

В этот момент к ним подошел, вернее, подскакал инвалид на костыле. При каждом скачке медали на его мятом пиджачке весело побрякивали. И сам инвалид был навеселе.

— Нет, нет, нет, нет! — закричал он, заранее пресекая возможность отказа. — Прогулочки опосля, а сейчас прошу, пожалуйста, за мной! У Клавки Мухиной радость: муж вернулся, на которого похоронка была!

— Да мы ж их не знаем, — начал было Демин, но инвалид и слушать не стал:

— Вы и не обязаны знать. Зато вы для них самые дорогие люди! Прошу к нашему шалашу!

В квартире Мухиных играл патефон, гости шумели, какие-то женщины носились с тарелками на веранду и обратно; но первый, кого еще из дверей увидел Демин, был Рудольф Онезорг. Он сидел в своем мышином мундире, положив ладони на стол, и задумчиво, даже грустно наблюдал за весельем.

— И товарища вашего я доставил, — кричал за спиной Демина инвалид. — Тоже не хотел идти, но от меня не вырвешься!

Не давая Демину опомниться, Неля взяла его за руку и повела к столу.

Клавка Мухина — сорокалетняя, вся в веснушках — и ее муж, усатый солдат с нашивками за ранения, сидели в торце стола. Клавка плакала счастливыми слезами, прижимаясь щекой к погону мужа. Он тоже нет-нет да и смахивал слезинку. А сосед справа доверительно шептал ему в ухо:

— Ты, Василий, не сомневайся. Клавдия вела себя исключительно хорошо!

— Да я не сомневаюсь, — улыбнулся Василий и спросил у инвалида с костылем, пробиравшегося к своему месту: — Константин! Это ты немца приволок? На хрена?

— Он с капитаном, он ТЭЦ разминировал. Этот немец антифашистский! — успокоил хозяина инвалид.

Патефон на этажерке пел задушевным хрипловатым голосом:

Рядом сидел баянист. Он был обижен тем, что ему предпочли Утесова, но все-таки машинально подыгрывал патефону.

— Пойдемте танцевать, — сказала Демину Неля.

Танцевали в основном женщины с женщинами. Рыжая девушка кружилась в паре с таким же рыжим подростком — наверно, братишкой.

В комнату вошел запоздавший гость — седоватый, в очках. Он увидел немецкий мундир Онезорга и оторопел. Потом подошел поближе и спросил с надеждой:

— Дойче коммунист?

— Нет, я не коммунист, — отвечал Онезорг по-русски. — Я немецкий сапер.

— Он демократ, антифашист, — объяснили с разных сторон вновь пришедшему.

Удовлетворенный, он обошел стол и подсел к хозяину:

— Василий Никитич! Чтобы ты ничего не думал, я тебе скажу: в период твоего отсутствия Клавдия была на безупречной высоте.

— Да не думаю я ничего, — с некоторым уже раздражением отвечал хозяин.

Теперь патефон играл «Брызги шампанского». Баянист подыгрывал и напевал слова, сочиненные на эту музыку под оккупацией:

Под завистливые взгляды девушек капитан Демин танцевал с Нелей.

— Ты мне с первого дня понравилась, — говорил он. — И с каждым днем все больше.

— Я это поняла, — Неля смотрела на него веселыми глазами.

— Когда?

— Утром, когда вы меня к черту послали.

— А-а… Так это ж я для твоей пользы. Но если тебе обидно, могу извиниться.