Николай Анов - Гибель Светлейшего

— Хорошо! — подумав, сказал Гроза-Волынский. — Я согласен. Давайте ваш пакет.

— Курьер его получит завтра на набережной перед посадкой на пароход.

— А если он привезет в Петроград письмо и не найдет там адресата? Как быть тогда с вашим пакетом?

— Вы хотите спросить, кто вам тогда заплатит пятьсот рублей золотом?

— Вот именно! Вы угадали.

— Тут есть, разумеется, риск. Никаких гарантий я не даю и дать, вы сами понимаете, не могу. Если вы не желаете пойти на этот риск, ваше дело.

— Ясно. Когда я получу задаток?

— Задаток я дам сейчас.

Незнакомец вытащил из кармана две пачки кредитных билетов, аккуратно обандероленных голубой бумажкой.

— Пожалуйста. Проверьте!

— Не к чему. Я вижу, с кем имею дело.

— Встретимся завтра на набережной около Графской пристани. В девять утра.

Гроза-Волынский проводил незнакомца до калитки. Здесь старик величественно кивнул головой и, протянув на прощание жесткую холодную ладонь, не торопясь зашагал по панели.

Во время этой беседы Олег сидел возле дома и терпеливо ожидал ее окончания. Гроза-Волынский рассказал гимназисту, с каким предложением приходил таинственный незнакомец. Юноша обрадовался не столько деньгам, сколько обещанию старика дать адрес одессита, который окажет ему помощь в незнакомом городе.

— Ну, что ты скажешь на это, Олег?

— Да я ему хоть десять писем отвезу!

На другой день ровно в девять часов утра Гроза-Волынский и Олег поджидали на набережной вчерашнего гостя. Он явился с небольшим опозданием. Часы показывали три минуты десятого.

— Вот мое письмо, — тихо сказал старик, опускаясь на скамейку, и показал толстый шестигранный сине-красный карандаш.

— Первый раз в жизни вижу такой оригинальный конверт! — искренне изумился Сергей Матвеевич, а Олег даже приоткрыл рот от неожиданности.

— Писать можно, но чинить не надо. В случае каких-либо осложнений следует выбросить, разумеется, незаметным образом. Вы объясните юноше все хорошенько!

Гроза-Волынский понимающе кивнул головой.

— Карандаш необходимо вручить по адресу, написанному на этой бумажке. Обязательно лично! Теперь насчет Одессы. На обороте второй адрес, моего родственника. Юноша должен адреса выучить наизусть и бумажку уничтожить. Насчет карандаша в Одессе ничего не следует говорить. Пусть ваш курьер только скажет: «Иван Михайлович просил помочь доехать до Петрограда». Этого будет вполне достаточно.

Старик обращался к Сергею Матвеевичу, но Олег жадно ловил каждое слово незнакомца, с любопытством разглядывал в его руках загадочный карандаш. Он понял: в карандаше спрятано письмо. Почему нельзя было его вложить в конверт, подобно другим письмам беженцев? Какую важную тайну оно хранило?

— Вот и все! — закончил старик, поднимаясь со скамейки. — Пожелаю вам счастливого пути. Возьмите карандаш и адреса.

Сергей Матвеевич сунул карандаш в карман и приложил руку к бархатному берету. Олег одернул куртку и вежливо поклонился. Незнакомец пожевал сухими губами, словно хотел что-то сказать, кивнул головой и, постукивая тяжелой палкой о каменную панель, зашагал по набережной.

— Занятный старичок! — ухмыльнулся Сергей Матвеевич, внимательно разглядывая толстый, заточенный с одного конца карандаш. — Чистая работа!

— Там письмо? — прошептал Олег.

— Безусловно! Бери и храни, как зеницу ока. Положи вместе с адресами. Этот карандаш может принести пятьсот рублей золотом. Целое состояние.

Прочитав записку подполковника из контрразведки, капитан «Орла» распорядился отвести для двух пассажиров отдельную каюту. Сергей Матвеевич закрыл дверь на крючок. Олег достал из кармана бумажку, полученную от таинственного незнакомца. На листочке из блокнота он прочитал два адреса, написанные мелким, но очень разборчивым почерком:

«Одесса. Большефонтанная, 34, кв. 7, Сергей Сергеевич Павлюц. Сказать ему: Иван Михайлович просил помочь доехать до Петрограда.

О письме молчать.

Петроград. Пушкарская, 38, кв. 4 — Николай Николаевич Потемкин. Передать ему карандаш наедине, без посторонних лиц. Настоящую записку уничтожить на пароходе».

Олег вынул из кармана карандаш и принялся его рассматривать со всех сторон. Он осторожно потрогал острый кончик и написал свою фамилию.

— Не подкопаешься, — одобрительно заметил Гроза-Волынский. — Но в случае опасности ты его выброси к черту. Слышишь?

— Хорошо.

«Орел» дал протяжный оглушительный гудок и отошел от пристани, оставляя за кормой пенистый след. Сергей Матвеевич и Олег вышли на палубу, где возле перил столпились пассажиры. Чистенький, белый Севастополь удалялся. Все меньше и меньше становились дома на берегу. Вот слились они в одну сплошную сероватую ленту и наконец совсем исчезли.

Остров Тендра вытянулся острой песчаной косой на семьдесят километров в длину при ширине в полтора — два километра. На берегу его возвышался маяк. Вначале он показался Олегу тонкой спичкой, потом карандашом, потом тросточкой. Затем тросточка превратилась в шест. Он мчался навстречу пароходу, превращаясь в высокий столб. «Орел» приблизился к берегу, и гимназист увидел на столбе два больших черных кольца.

Неподалеку от маяка виднелись низкие домики рыбачьего поселка. Здесь жил старый рыбак Никифор, промышлявший контрабандой. На розыски его и отправились два прибывших пассажира. Нашли они рыбака легко. Он чинил во дворе сети, развешанные для просушки.

— Можно с вами потолковать? — спросил Гроза-Волынский, оглядываясь по сторонам. — Наедине.

— А почему не потолковать? Конечно, можно. Для этого людям бог и язык дал.

Сергей Матвеевич понимал, что рыбаку удобнее вести разговор один на один. Показав ему глазами на открытую дверь халупы, он оставил гимназиста во дворе. Беседа в доме продолжалась недолго и, видимо, закончилась удачно.

— Не извольте даже беспокоиться! — гудел Никифор, выходя во двор. — Доставим в лучшем виде. Дело для нас привычное. Море, сами видите, спокойное. Все обойдется, бог даст, хорошо.

«Орел» должен был отправиться в обратный путь на другой день рано утром, а Никифор намеревался сегодня же поздно вечером тронуться в Одессу. Сергей Матвеевич мог проводить Олега до шаланды.

До полуночи они просидели в соседней рыбачьей халупе, поджидая контрабандиста. Время тянулось мучительно медленно. Последний прощальный разговор не клеился. Наконец появился долгожданный Никифор.