Александр Голубинцев - Казачья Вандея

Два конвойца приводят одного из «хозяев» Дона.

— Ты что же, мерзавец, вместо того чтобы содействовать войскам всеми силами, как велит долг казака и члена Круга, когда войска находятся в борьбе и казаки льют кровь как воду, а ты восстанавливаешь население против армии, подстрекаешь к неповиновению, вставляешь нам палки в колеса? Помогаешь большевикам! Ты не член Круга, а изменник и большевик!

На телеграфный столб каналью! — приказываю.

Два казака подхватили растерявшегося и побледневшего депутата.

— Помилуйте, Ваше Высокоблагородие! — падая на колени, взмолился член Круга, — виноват, сказал не подумавши, сознаю свою вину, мы люди темные и т. п.

Помиловал… Член Круга бесконечно счастлив и ревностно нам помогает.

Может быть, я реагировал на наглость немного резко и строго, но во время войны, особенно Гражданской, малейшее попустительство и колебание власти ведет к потере авторитета и разложению.

Вообще следует отметить, что некоторые члены Круга, развращенные поблажками и тыловой лестью, упоенные властью, убежденные в своей безнаказанности, признающие только свои права и преимущества, но не желающие знать обязанностей, вели себя самым непристойным образом, вступали в пререкания с войсковыми начальниками, отдавали административные распоряжения, вмешивались в жизнь воинских частей и т. п. По глупости ли они это делали или это был еще отзвук революционной распущенности и угара, но часто их бестактные выступления принимали такой характер, что заставляли призывать их к порядку и применять к ним самые суровые меры внушения и укрощения. Что в тылу сходило безнаказанно, то на фронте было недопустимо.

Отмечу еще один характерный, такого же порядка, случай.

В сентябре 1919 года мой отряд оборонял большой участок на среднем Дону, от Перекопской до Трех-Островянской станицы. В нашем районе, на участок 30-го Конного полка, постоянно вертелся член Круга X., произведенный из нижних чинов в сотники. Такого порядка производства практиковались Кругом. Пользуясь званием члена Круга, он постоянно, болтаясь между частями отряда, вмешивался в распоряжения младших начальников, лазил по позициям, распоряжался, доносил по начальству одновременно со мною о всех наших успехах, хотя на глаза мне никогда не попадался; случалось, что и бил казаков и даже однажды, по своей инициативе, в районе станицы Ц.-Григорьевской завел переговоры с красными, занимавшими позицию по левому берегу Дона, считая себя, очевидно, как «жена Цезаря, вне подозрений».

Молодой командир 30-го Конного полка есаул Долгов не знал, как отделаться от этого неугомонного депутата и, возмущенный явно пораженческого характера переговорами с красными, донес мне рапортом и спрашивал, как поступить с «дипломатом»?

Моя резолюция на рапорте была кратка: «выпороть». Средство помогло. Член Круга исчез и, по-видимому, понял, что средство, предложенное мною в данном случае, было и своевременно, и рационально, ибо через две недели, когда я был тяжело ранен, то в числе многочисленных полученных мною телеграмм от начальников и сослуживцев была телеграмма и от члена Круга сотника X.

Были и еще подобные случаи, когда, вероятно, избыток энергии, жажда административной деятельности и желание так или иначе проявить себя, толкали наших «законодателей» на необдуманные и неудачные проявления инициативы в районе фронта. Все эти выходки можно объяснить лишь следствием извращенного понятия о своей «неприкосновенности», безнаказанности и преувеличенного мнения о своей непогрешимости. Но, как показал опыт, решительные меры быстро приводили в чувство опьяневших от власти «законодателей» и ставили их на свое место.

Через два дня после набега на Матышево я сделал второй налет на Лопуховку, в тыл группе красных Миронова, занимавшей слободу Ореховку.

Из хутора Булгурина Усть-Медведицкая дивизия выступила напрямик, по степи, без дорог, на Лопуховку и в 14 часов, открыв артиллерийский огонь по селу, внезапно с двух сторон атаковала Лопуховку. После краткого сопротивления село было занято, защитники частью взяты в плен, частью разогнаны; телефонные провода с Ореховкой были предварительно нашими разъездами перехвачены, изолированы и включены в наши аппараты, что лишило гарнизон Лопуховки возможности сообщить своевременно Миронову о нападении.

Лопуховка была переполнена тыловыми командами, обозами с продовольствием, патронами и оружием. Здесь была захвачена большая добыча: 120 пулеметов в разобранном виде, в ящиках, совершенно новых, очевидно только что присланных из центральной России, масса патронов и артиллерийских снарядов, сотни винтовок, телефонное имущество и несколько походных кухонь. Вывоз захваченного военного материала продолжался больше двух часов. Тем временем 14-й Конный полк занял село, что в 10 верстах к северу от Лопуховки, где также было взято несколько двуколок и повозок с военным имуществом.

В Ореховке поднялась тревога. На запросы Миронова по телефону о причине артиллерийской стрельбы наши телефонисты отвечали, что производится учебная стрельба; но орудийная стрельба встревожила Миронова, и он выступил из Ореховки на поддержку, открыв по нашим частям сильный орудийный огонь; наша батарея очень удачно отвечала. Артиллерийский бой продолжался, пока не закончена была отправка трофеев в хутор Булгурин. К вечеру дивизия без потерь возвратилась в Булгурин. К сожалению, наши пешие части, занимавшие позицию против Ореховки, не воспользовались, по примеру хоперцев, нашим набегом в тыл противника и никакой активности не проявили.

Во второй половине сентября Усть-Медведицкая дивизия была переброшена на Камышенское направление.

4-й Конный отряд полковника Голубинцева (Усть-Медведицкая конная дивизия), переброшенный с Рудненского направления на Камышенское, продолжал теснить красных, отходивших к хутору Романову. В бою у станицы Туровской 25 сентября 1918 года был уничтожен Балашевский пехотный полк, взято 1500 пленных, 20 офицеров и 12 пулеметов.

В начале октября, конной атакой 16-го Конного полка под командой войскового старшины Дьяконова у хутора Романова был опрокинут и уничтожен красный пеший отряд товарища Подшивалова. Взято около двух тысяч пленных. Продолжая наступление и преследуя красных, дивизия заняла село Соломатино. Противник отошел на с. Таловку, откуда был выбит и занял для обороны Камышин. Город был обнесен окопами; сильный численно гарнизон оказал большое сопротивление, и наша первая атака города не удалась.

Одной из причин неудачи следует считать факт, что в операции приняли участие лишь два полка дивизии, 14-й и 16-й, а 15-й Конный полк был на несколько дней задержан полковником Стариковым, помогая ему в какой-то операции, а затем на мое требование направить полк на присоединение к дивизии полковник Стариков отправил его к северу, объясняя свои действия тем, что он якобы полагал, что этим содействует моей операции. 13-й Конный полк, выпрошенный генералом Татаркиным через штаб СВ фронта на несколько дней, также запоздал присоединиться к дивизии.