Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)

Приблизившись, Курт с ходу атаковал его:

— Что, думаешь, всё на свете — готовая каурма? Бери и ешь? Нет-ет, браток…

И он протёр полусогнутым указательным пальцем свои закисшие глазки.

Тон, которым говорил Курт, да и весь его облик взбесили Довлета. «Какого чёрта в самом деле, — подумал он, — Курт придирается ко мне. Ничего плохого я ему не делал!» Но тут ему вспомнился случай, что произошёл в пути, когда ехали они сюда из дому.

Где-то на полпути машина остановилась у огромного саксаула на склоне бархана. Курт, обращаясь ко всем, кто сидел в кузове, громко сказал:

— Слезайте! Мы приехали к святой могиле. Отдадим ей дань своего почтения.

Он спрыгнул на песок, пригладил свои жиденькие брови, облизнул толстые, жирные губы и продолжал:

— О, святой дух! Благослови наш путь, — и завертелся у саксаула, бормоча что-то невнятное. Кое-кто, поддавшись его призыву, стал тоже ходить вокруг дерева, шепча какие-то молитвы и заклинания. Те, кто не знал ни молитв, ни заклинаний, просто шевелили губами.

У саксаула валялись кости, то ли лошадиные, то ли коровы. Их наполовину занесло песком… Курт наклонился к продолговатому, сахарной белизны черепу и сунул в тёмное отверстие глазницы мятую-перемятую пятёрку.

— Раскошеливайтесь, раскошеливайтесь, — сказал он попутчикам. — Не скупитесь. Там, — он ткнул грязным пальцем в небо, — жадных не любят.

И, как это ни странно, призыв Курта возымел своё. Люди, поддавшись какому-то непонятному чувству то ли страха, то ли почтения к памяти старших, уже ушедших из этой жизни, торопливо шарили в карманах, извлекали какие-то деньги, кто рубль, кто трёшку, а кто и пятёрку, совали их в череп и смущённо отходили к машине.

Курт стоял в сторонке и с жадностью беркута, завидевшего вдали зайчишку, наблюдал за происходящим. Губы его шевелились. Со стороны трудно было сказать, читал ли он в эти минуты молитву или считал, сколько рублей скопилось в черепе.

На самом же деле Курт подсчитывал деньги, только не эти мятые рубли и трёшки, а ту выручку, которую будет иметь потом, когда на эти деньги в Караметниязе он купит ящик, а может быть и два, водки, завозет далеко в Каракум, где любители опохмелиться платят за это зелье втридорога.

Он достал из нагрудного кармана куртки замусоленную пачку «Памира», размял сигарету и с жадностью закурил. Тонкая, сизая струйка дыма потянулась вверх. Струйка эта показалась Курту прядью роскошной гривы коня его мечты, который мгновенно перенёс его далеко в Каракумы, куда ещё полдня пути, перенёс к колодцу, где… нежно звенит колокольчик на шее верблюжонка, величаво вышагивает, гордо, лебедем изогнув шею, верблюдица, — а рядом идёт, не идёт, а плывёт она…

Уже все взобрались в кузов грузовика, готовые продолжать путь, а Курт всё стоял и улыбался, показывая жёлтые от табачного дыма зубы.

— Я помолюсь ещё, — сказал он и опустился на колени перед злосчастным черепом, да так, что прикрыл его собою от глаз спутников. «Интересно, — подумал он, — сколько тут рублей?» и незаметно перевернул череп, но что это? Череп был пуст. В нём копошился лишь какой-то блестящий жучок, карабкаясь по гладкой, словно отполированной кости. «О! — чуть не вскрикнул было Курт, — кто-то из них опередил меня. Ну и ловкач!..»

Он поднялся, отряхнул с брюк песок и полез в кузов. Взревел мотор, затряслась, затарахтела машина, и за бортом вновь поплыли поросшие селином, яндаком и тамариском барханы.

— Вы и в самом деле верите, что там святое место? — спросил один из парней, когда машина отъехала на почтительное расстояние от места остановки.

— Да нет, — ответил ему кто-то.

— Откуда здесь в такой глуши святая могила… — добавил второй.

— Святые знали, где жить и умирать, — сказал третий, — они любят большие, красивые города. Багдад, Мешхед, Бейрут…

— Тогда зачем же вы там оставили деньги? — продолжал тот, что затеял разговор. — Вот ты, например.

— Ну, все оставляли, и я оставил. А может быть, и на самом деле…

— Что «на самом деле»?

— Ну, что есть аллах, шайтан и остальные…

Все дружно рассмеялись. А парень, начавший разговор, сказал:

— Вот что, ребята. Курт, по-моему тоже раскошелился. В Караметниязе на его пятёрку мы купим несколько книжек. На коше библиотеки нет, а читать захочется.

А машина тем временем довольно быстро мчалась вперёд. Курт чутьём кумли — человека песков — угадывал дорогу; лишь кое-где в низинах, поросших скудной травкой, видны были следы машин. Временами и они исчезали.

Частенько грузовик зарывался в песок. Мотор надсадно ревел, дымились скаты, но машина не двигалась, постепенно оседая всё глубже и глубже. И тогда взъерошенный и злой Курт высовывался из кабины, вставал на подножку и кричал:

— Э-э-хей! Слезайте! Слишком засиделись! Помогайте.

Парни прыгали в песок, дружно налегали плечами, и машина медленно, тяжело ползла вперёд. Метр, второй, третий… Грузовик освобождался от песчаного плена, налегке выкатывался на более или менее твёрдый грунт, Курт тормозил, и ребята с шутками и прибаутками вновь усаживались на свои места.

Но вот случилось непредвиденное — машина выскочила на поляну, изрытую сусличьими норами. На этот раз даже коллективная помощь оказалась бесполезной, — грузовик коснулся задним мостом земли и, несмотря на бешеное вращение, колёса работали вхолостую.

— Чёрт возьми, — Курт выключил зажигание. — Этим проклятым сусликам не нашлось в Каракумах другого места для нор.

Он вышел из кабины, обошёл машину, почесав в затылке, присел на корточки у заднего колеса:

— Да-а… Не пришлось бы нам зимовать здесь.

Курт поднял кусок корневища черкеза и запустил его в суслика, который сидел неподалёку и, потешно задрав передние лапки, с любопытством смотрел на грузовик и копошащихся вокруг него людей.

— Это вам за то, что не поверили святому мазару, — сказал Курт.

— А при чём тут мазар, если ты сам заехал в эти норы.

— «Сам, сам…» Я вижу, ты слишком языкатый. Это не папин дом, а Каракумы. Нечего языки чесать, давайте собирать хворост. Как-то выбираться надо.

Парни мигом рассыпались по окрестным низинам, и через полчаса у грузовика высилась приличных размеров копна веток сазака и черкеза, охапки селима.

Курт пытался выгрести из-под заднего моста песок, а затем подсунуть под колесо хворост, но песок как вода. Он отгребал горсть, притекало две. Через несколько минут вспотевший Кирт понял, что занимается пустым делом, и поэтому решил «шалманить». Он извлёк из кузова две доски, специально хранившиеся там для такого случая, вручил их двум кто покрепче из парней и приказал подложить их под задние колёса в тот момет, когда он включит передачу.

И работа закипела: кто-то швыряет хворост, кто-то толкает машину, кто-то суёт под колёса доски. Мокрый от пота Курт дал полный газ. Мотор взревел, колёса взвизгнули, и машина медленно, но довольно уверенно поползла вперёд.