Владимир Быков - Под Баграмом

Под огнём из стрелкового оружия пришлось быть не раз. Однажды во время операции пулемётная очередь взрыхлила землю прямо под ногами у нас с переводчиком.

Рад, что из нашей группы все живыми вернулись домой. Березюк Г. Н., правда, получил лёгкие осколочные ранения рук от разрыва мины. В Афганистане же в целом были отдельные случаи гибели сотрудников системы МВД СССР, несмотря на очень жёсткие требования из Кабула и Москвы по обеспечению их личной безопасности.

Наиболее близкие мне профессионально вопросы расследования преступлений были на дальнем плане, и я их мало касался. Да и число чисто уголовных проявлений было невелико — сказывалось следование жителей строгим предписаниям Корана. Помню случаи наезда автомашинами, идущими по автотрассе, на афганских женщин. Одетая в паранджу женщина фактически лишена бокового зрения и, переходя дорогу, не замечает идущих автомашин. Машины же, особенно отставшие от колонн, шли обычно на большой скорости. Я информировал советское командование о таких происшествиях. Приезд в семью пострадавшей представителей воинской части с соболезнованиями и двумя-тремя ящиками продуктов обычно снимал все вопросы с родственниками: никто никаких жалоб и претензий не предъявлял.

Я упоминал, что в Афганистане было множество людей с оружием: это и военные, и царандой, и ХАД (служба безопасности, вроде нашего КГБ), и партийные активисты, которые числились в партийном и государственном аппарате уездов, контролируемых мятежниками, а фактически несли вооружённую службу на постах в других уездных или провинциальном центрах; это и члены групп защиты революции — вооружённые группы местного населения, как бы группы самообороны в городах и кишлаках — нередко бывшие партизанские отряды и группы, перешедшие на сторону правительства. Вооружены все эти люди были преимущественно автоматами Калашникова, были на вооружении также автоматы времён Отечественной войны — ППШ и даже английские винтовки «БУР» позапрошлого века. Самым популярным у личного состава правительственных сил, да и у мятежников, был автомат Калашникова. Афганцы отлично выговаривали непростую для них русскую фамилию оружейного конструктора. Разве что ударение делали на последнем слоге и все без исключения требовали именно такие автоматы, утверждая, что все другие — «хароб» (плохие). У меня есть несколько снимков, захваченных в Панджшерской операции, где сняты мятежники с разным оружием, в том числе и с автоматами Калашникова. С таким же автоматом встречал в одной из операций мальчишку — «защитника революции», родители которого погибли от рук партизан.

Размещались мы в Баграме в домах, где жили и семьи афганских офицеров-лётчиков. Бытовые условия были удовлетворительные — жили по 3–4 человека в квартире, отопление — металлические керосиновые печки, нормально можно было приготовить пищу. Крупу, масло, макароны, консервы нам продавали по спискам в посольском магазине в Кабуле; мясо, овощи, фрукты покупали на базаре в Чарикаре, хлеб добывали по земляческим каналам в воинских частях. За продуктами и получением зарплаты кто-либо из нас летал в Кабул, приурочивая эти поездки к проводившимся там совещаниям, либо сдаче ежемесячных отчётов о нашей работе. С транспортом особых проблем не было — с авиабазы обычно попутные вертолёты, самолёты до Кабула были.

Помимо работы в Чарикаре, после возвращения в Баграм, во второй половине дня я обычно ездил один или со старшим советнической группы КГБ и партийным советником в воинские части, поддерживал требуемые обстановкой контакты с их командованием, обменивались данными о складывающейся ситуации, развединформацией. Обсуждал и решал, кроме того, вопросы, возникавшие у моих подчинённых, бытовые проблемы, занимался перепиской с Кабулом.

Рабочая неделя наша — 6 дней, выходной один, по мусульманским обычаям — пятница. Одежда у нас была самая разнообразная: кто был в униформе царандоя, кто в советском армейском, кто в штатском; осенью и зимой в куртках, бушлатах.

Непосредственно в нашей группе было 9–10 советских офицеров системы МВД: два советника в оперативном батальоне (один — при командире, другой — при замполите), 3–4 советника царандоя (по политработе и кадрам, охране порядка и оперативной работе, по тыловым вопросам), 2–3 переводчика. Действовала, кроме того, группа «Кобальт» из 6–7 человек с двумя БТРами, самостоятельно занимавшаяся сбором развединформации о противнике. Базировалась она отдельно от нас — в одной из воинских частей.

С моим начальством в Кабуле поддерживалась шифровальная связь. Мне приходилось носить при себе шифры, лично зашифровывать свои и расшифровывать поступившие радиограммы. Передавались и получались они в виде групп цифр по радиосвязи МВД ДРА из Кабула в Чарикар и обратно. Должен сказать, что эта зашифровка-расшифровка создавала ещё больше неудобств, чем газнинские дежурства по кухне. Шифроделу меня обучали в Кабуле 2–3 дня и досконально я его, конечно, не освоил. Плюс к тому, при многочисленных других заботах и обязанностях, которыми была занята моя голова, полностью сосредоточиться на этом кропотливом деле я не мог. Зашифровка и, особенно, расшифровка поступивших «ЦУ» (ценных указаний) давалась с трудом. Иногда до глубокой ночи бился над этим. На втором году службы, правда, прислали радиста-шифровальщика с радиостанцией, и тогда я почувствовал себя, как говорят, «белым человеком».

Всегда тяжёлая обстановка в провинции осложнялась обычно весной-летом, когда погода благоприятствовала партизанским действиям и мятежники активизировались. Даже в большой войне, такой, скажем, как в 1941–1945 гг., активные боевые действия, тем более крупномасштабные войсковые операции, не велись непрерывно на всех фронтах. Тем более нельзя представлять беспрерывными боевые действия в условиях гражданской войны. Нередко они носили характер отдельных вооружённых акций и ответов на них. Помню успешную засаду, устроенную советским и афганским подразделениями, в результате которой погибло много мятежников, а более десятка раненых было захвачено в плен. Мятежники в ответ через несколько дней захватили на дороге автобус с тремя десятками офицеров афганской армии и пленили их.

Использовался и такой способ борьбы с партизанами как бомбоштурмовые удары (БШУ). Оперативники царандоя, ХАДа находили наводчика-афганца, который мог указать место расположения партизанской группы. Затем с ним беседовали советник, лётчики по фотопланшету местности. После этого он вместе с советником садился в вертолёт, указывал цель, и по ней наносился авиаудар. Я как-то наблюдал беседу с таким наводчиком по фотопланшету: малограмотный человек тыкал пальцем то в одну, то в другую точку планшета и очень сомнительно, что он мог точно указать цель.