Мкртич Саркисян - Сержант Каро

Надо признаться, что настоящей любовью я люблю Назик теперь, здесь. О, я удивительный мечтатель, удивительный!.. Но я мечтаю и в строю, и это становится для меня настоящим бедствием.

Тактические занятия. Командир взвода вдруг обращается ко мне:

— Скажите, товарищ курсант, что бы вы сделали, если бы по вашему взводу враг открыл огонь со второго ориентира из сосновой рощи?

Бедный «товарищ курсант». Я вместе с Назик брожу по сосновой роще, между тем как враг оттуда открывает огонь.

Что я могу сделать? В первую очередь надо укрыть Назик в безопасном месте, затем уже подумать о том, как послать врага к черту. А это не легко, расстаться с Назик очень трудно, и я медлю с ответом.

— Надо быть внимательнее, — командир недоволен. — Понимаете, внимательнее?..

А чуть погодя:

— Ах!.. — вздыхает самозабвенно Оник.

— Чтоб тебе! — и ребята хлопают его по голове. — Будь мужчиной, ты не один, мы все влюблены.

Оник виновато улыбается.

Солдатские будни тяжелы. Двухгодичный курс надо пройти в шесть месяцев, а для этого необходимо ежедневно заниматься по четырнадцать часов, и даже больше.

— Стройся! — раздается приказ, и деревья перестают шуршать.

Онику не везет. Недавно между ним и командиром взвода произошло столкновение. У Оника пышные закрученные усы, предмет зависти и восторга ребят-грузин нашей роты. Лиц многих из нас еще не коснулась бритва, а у Оника, несмотря на то, что он наш ровесник, уже усы, да еще какие!

— Мне бы твои усы!.. Тамрико с ума бы сошла, — восхищенно смотрит на Оника смазливый Яшвили.

Но из-за этих княжеских усов чего только не натерпелся наш славный, дорогой Оник!..

Командир батальона Сальников, обходя строй, останавливается перед Оником.

— Сбрить эти веники!.. — и проходит.

На следующий день командир взвода требует выполнить распоряжение командира батальона. Оник возмущается:

— Что вы говорите, товарищ лейтенант!

— Товарищ курсант, — голос командира звучит строже, — приказ командира — закон для подчиненных. Повторите и выполните!

Оник послушно повторяет приказ, но добавляет, что усов не сбреет, так как по обычаю кавказцев сбрить усы равносильно бесчестию.

Командир свирепеет. Он приказывает Онику бегом подняться на противоположный холм и спуститься. И так несколько раз, пока, с трудом переводя дух, вспотевший Оник не становится перед ним и задыхаясь говорит:

— Ладно, сбрею… Лучше жить без усов, чем умереть с усами.

И сбрил. Посмотрев на его оголенное лицо, Яшвили вздохнул.

— Ах, как опростилось его лицо!..

А Оник возмущается.

— Сглазил…

Трудно привыкать к солдатской жизни, очень трудно.

Самое мучительное это просыпаться от сна. Не знаю, что легче — идти в атаку на врага или бороться со сном, который давит на твои усталые нервы, мягкими, желанными крыльями смежает твои веки.

Достаточно не успеть за три минуты одеться в полную солдатскую форму и стать в строй, как следует оглушительный голос командира или старшины:

— Отбой!..

Снова раздевайся и ложись, чтобы немедленно последовал окрик «подъем», и так без конца, пока не научишься вовремя ложиться и вставать. Этот нервирующий экзамен повторяется почти каждый день, утром и вечером. Но безуспешно. Ребята — новички, всегда кто-нибудь запаздывает. Запаздываю, к сожалению, и я. Сон преследует нас, как тень, достаточно посидеть минут пять, как я вижу наш дом, нашу спокойную комнату, мою узкую зеленую кровать и нашу пушистую, мурлыкающую кошку. Муррр, муррр, муррр… и сон убаюкивает меня.

— Встать! — слышится приказ.

— Встать! — и перед тобой топают сапоги, с трудом несущие тяжесть невыспавшихся тел.

Сегодня за ужином недосчитались Сергея Папахчяна. Мы были удивлены, кто из нас не знал о его аппетите? Вернувшись в казармы, мы нашли Сергея спящим, сидя на койке, с кружкой в руке. Он собирался идти ужинать, но достаточно было ему присесть, чтобы очутиться в цепких руках коварного сна.

— Эх, солдатская жизнь! — смеется старшина и протягивает Сергею копченую рыбу с черным хлебом.

Ребята громко хохочут.

Наш третий взвод получил название интернационального. В нем русские, украинцы, грузины, армяне, азербайджанцы, осетины, евреи. Мы с гордостью носим это имя и стараемся ничем не опорочить его.

Раздается приказ:

— Интернациональный взвод, стройся!

— Проходит интернационал! — говорят на парадах.

Сегодня командир батальона объявил, что интернациональный взвод на пятнадцать дней должен отправиться в лес на заготовку дров для училища. Ребята очень рады и тут же садятся писать письма об этой большой новости…

Густой лес, а на косогоре двухэтажное полуразрушенное здание. Неизвестно, кто его построил и с какой целью. В ущелье веселая, приветливая речка. Лес ожил от шума топоров и пил.

По вечерам зажигается огромный костер, и наши тени, как сказочные великаны, вытягиваются на противоположном холме. С веселым треском пылает костер, и огненными языками тянется во мрак упорствующая темнота.

Оник стал поэтом. Вот уже несколько дней, как он что-то пишет тайком от нас. Сегодня вечером принес мне грустное, трогательное четверостишие.

— Помоги, дорогой, хочу послать Маник, — просит он.

Я отказываюсь, но влюбленные глаза умоляют, и я, исправив рифмы, читаю вслух ребятам.

Ах, в сердце стучалась весна, Чтоб прахом стать, как Ани [2] Ани — развалины древнего города Армении. . Ночь и темна и тесна… Умереть мне за тебя, Маник!

Вардан не выносит сентиментальности и вспыхивает.

— Ну, довольно! Пусть сама умирает за тебя, дурак!..

Оник огорчен.

— Я не такой, как ты, черствый футболист, я романтик, — защищается он.

Все хохочут, Вардан, схватившись за живот, катается по траве.

— Вы на романтика поглядите!..

Оник обижен на меня.

— Зачем ты прочел при этом болтуне? Где футболисту понять романтика?.. У него весь ум пошел в ноги.

Непонятно, почему Оник так упорно хочет прослыть романтиком, ведь он и без того действительно романтик, простой, наивный и немного смешной…

Отар Матиашвили хорошо говорит по-армянски. Вообще многие грузины нашей роты хорошо знают армянский язык, а армяне — грузинский. Отар жил в тбилисском армянском квартале Авлабар. Он начинает утешать Оника:

— Что ты горюешь, генацвале, у меня такая племянница, что во всем Тбилиси не сыскать!.. Отдам за тебя, да я для тебя ничего на свете не пожалею!..

Оник с недоумением пожимает плечами. В темноте изгибается, тоскует баян.

Ты сейчас далеко, далеко. Между нами снега и снега…

Угасает костер. Огненная улыбка медленно увядает. Гаснут и наши голоса.

Перед сном Вардан толкает Оника.

— Вы на моего романтика поглядите!..