Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер

Петрович явился не один, вслед за ним бочком втиснулся Василий и, сморгнув птичьим глазом при виде удивлённого лица Зигфрида, сказал:

— Такое дело, Сергей Иванович, новости срочно обсудить надо.

— Ты погоди со своими новостями, — отстранил его Петрович. — Скажи лучше, какой костёр мы устроили.

— Иллюминация похлеще, чем в театре! — доложил довольный Василий.

— Подожгли-таки?! — обрадовано уточнил Зигфрид.

— А зачем же ходили? — с деланной обидой сказал Петрович. — За это не грех и выпить бы, да бог не дал.

— Молодцы! — радостно похвалил Зигфрид. — Теперь будет легче помочь Анне.

Василий деликатно покашлял, Петрович молча пошёл к печке.

— Что? — тревожно спросил Зигфрид. — Что вы скрываете?

— Так не скрываем, Сергей Иванович, — сказал Василий. — Вот я и говорю, новости надо обсудить. Я через своего знакомого узнал у охранника: женщины в камере такое устроили… Песни советские пели. А блондинка, которую Фишер сам допрашивает, кинулась душить надзирательницу. Ей, дескать, хоть так, хоть эдак, не жить, потому что у неё пистолет нашли.

Зигфрид со стоном опустился на топчан. Василий поморгал глазами и продолжал:

— Её, скорее всего, к расстрелу приговорят. Вот группу таких насобирают и повезут… Они к каменному карьеру возят. Охранник сказал, как поедет в тюрьму тёмно-серый фургон, значит, за ними.

Зигфрид поднял на него страдальческие глаза:

— Василий, что бы я без тебя делал…

Потом тряхнул головой, будто сбросил с себя накопившуюся тяжесть, и стал с виду твёрд и спокоен. Он принял решение:

— Будем отбивать!

— А ещё немцы дома заминировали. Хотят взорвать, когда отступать будут.

— Петрович, надо предупредить жителей.

— Не беспокойся, я своих предупрежу, они проследят. Сейчас помощников много найдётся, ждут не дождутся наших.

Автомат и обрез, припрятанные ещё Игнатовым, достали из тайника Петровича. Зигфрид проверил свой пистолет. Василий четыре дня следил за тюрьмой. Когда тёмно-серый фургон покатил к тюремным воротам, Василий кинулся к «берлоге».

Первым ушёл Петрович, пристроив на детских санках автомат и обрез, закутанные в байковое одеяло, сразу и не поймёшь, что и куда везёт хромой старик. Этим же одеялом думали прикрыть Анну, усадив на санки. Через несколько минут следом за Петровичем вышел Василий, потом и Зигфрид. Они собрались в условленном месте и стали поджидать фургон.

Вечерние сумерки с каждой минутой становили всё гуще, лишь от снега исходил свет, при котором можно было различить контуры предметов. Петрович, Василий и Зигфрид притаились за кустами, засыпанными снегом, мимо которых должен был проследовать фургон. Зигфрид — с автоматом и своим пистолетом, Петрович — с обрезом, а «безрукий» Василий держал старые детские санки, раздобытые где-то стариком для Анны, чтобы можно было скорее докатить её до сторожки. Зигфрид тщательно разработал план нападения и очень верил в успех. Он был возбуждён, как никогда, и Петрович только покрякивал, поглядывая на него.

Наконец послышался шум машины. «Около поворота», — мысленно отметил Зигфрид. Шум начал постепенно стихать, и скоро его почти не стало слышно. Зигфрид прислушался, нетерпеливо приподнялся, выглянул. Может, это какая-то другая машина? Он осторожно выдвинулся на дорогу и всмотрелся: вправо от поворота уходил едва различимый фургон, и он был уже далеко.

— Куда их повезли? — крикнул Зигфрид.

Петрович и Василий уже вышли из своих укрытий и тоже смотрели на едва различимое пятно фургона.

— Никак, к окопам пошли? — предположил Петрович.

— Что делать, отец?!

— Догонять. Прямо через овраг, потом через поле и туда.

— Бежим, Василий! И ты, отец, догоняй!

— Догонишь тут… — буркнул Петрович, но так, чтобы Зигфрид не слышал.

Зигфрид и Василий скатились по склону небольшого оврага, побежали через поле и бросились через заснеженные кусты к окопам, которые остались с лета, когда нашим частям пришлось уходить отсюда. Петрович глянул на дорогу — она была уже пуста. «Догонишь их», — опять недовольно буркнул он и стал спускаться в овраг, опираясь на палку и таща за собой санки.

Кондратьев раздобыл где-то свежий домашний каравай. Николай выложил на стол зелёные солёные помидоры и огурцы. Игнатов нарезал кусками колбасу. На обрывке газеты лежала вяленая вобла, как знак умопомрачительного великолепия новогодней трапезы.

— Эх, к такому закусону да бутылочку бы! — вздохнул Николай.

— Чернов, разговорчики в строю! — с шутливой строгостью предупредил Кондратьев. — Знаешь же, генерал этого не любит.

— Да я про пиво! — отвёл от себя подозрение Николай. — К вобле-то!

Панов, ходивший на спецсвязь, вернулся в кабинет, осмотрел стол и, наклонившись к тумбочке, вытащил оттуда бутылку водки.

— А что я говорил! — воскликнул Николай. — Вобла засухи не любит!

Генерал поднял палец, останавливая его, помолчал в раздумье и сказал:

— В новогоднюю ночь по глоточку можно… За победу нашу. Теперь уже мы отступать больше не будем.

— За победу! За скорую победу! — поддержали остальные.

— А я с самого начала знал, что Сталинград они не возьмут! — заявил Чернов.

— Про-ри-ца-тель! — добродушно усмехнулся Кондратьев.

— Ладно, попировали, теперь за дело, — сказал Панов. — Какие новости, майор?

Игнатов понял, что генерал спрашивает о Зигфриде, ответил:

— Рация по-прежнему не выходит на связь.

— Это уже сколько?

— Да две недели.

— Не две недели, а шестнадцать дней, — уточнил генерал, и Игнатов опять подивился его способности запоминать всё до мелочей.

— Так точно, товарищ генерал. Почти три недели.

— Что же могло случиться? — то ли себя, то ли других спросил Панов.

— Когда я передавал Зигфриду письмо для Гука, он был такой жизнерадостный, — сказал Чернов. — Шутил. Много информации дал, вы же знаете. У Петровича и Анны тоже было всё в порядке.

— Но после этого они ни разу не вышли на связь, — отметил Игнатов.

— Может быть, случилось что-нибудь, когда он передавал письмо Гуку? — предположил Панов.

— Не исключено, — отозвался Игнатов.

— Так и радистка молчит! — вскинулся Кондратьев. — Владеет рацией, умеет шифровать. Могла бы и сообщить, что там.

— Значит, не может, — сказал Игнатов. — По-видимому, всё дело в ней.

— Может, мне сбегать? — втиснулся с предложением Чернов.

— Куда?! — чуть не закричал Кондратьев.

— Но надо же что-то делать. Я виноват. Нужно было дождаться результата, а потом уже возвращаться. — Николай понуро опустил голову.

— Не казнись, ты действовал по приказу, — Игнатов положил ему руку на плечо.

— Довольно ненужных дебатов, — сказал Панов. — Завтра наши войска пойдут в наступление. Мы получили задание: включить в состав передового отряда под командованием капитана Малышева своих людей. Надо осуществить внезапный налёт на тюрьму гестапо до подхода основных частей и предотвратить разрушение города. Знаете, как немцы действуют: заминируют и взорвут что только успеют. Поедете все трое. Как ваша рука, Валентин?