Георгий Жуков - Один МИГ из тысячи

Покрышкин недовольно повернулся под одеялом: тревога его не касалась. Но сон прошел, и он ворчал про себя: «Ну и дотошный же здесь командир, даже выходные дни портит людям учебной тревогой! Не мог вчера ее провести...» Не хотелось вставать так рано, но было как-то неудобно валяться, когда все вокруг уже на ногах. Саша растолкал пилотов своего звена, медленно оделся и вышел. Небо было чистое. Приятно пахло свежей июньской степью. Было так хорошо, что Покрышкин примирился с воздушной тревогой, поднявшей и его чуть свет.

Мимо Покрышкина торопливо пробежал какой-то запыхавшийся летчик. Он озабоченно бросил:

— Бомбят Бельцы и Кишинев...

Покрышкин улыбнулся: здорово, однако, этот парень вошел в свою роль! Учебная игра, видимо, была в разгаре. Потянувшись, сорвал веточку спелой черешни и неторопливо зашагал к столовой — позавтракать, да можно и лететь в Кировоград. И вдруг, взглянув еще раз в чистое небо, Саша заметил нечто подозрительное: в стороне, курсом на Тирасполь, шла на повышенной скорости шестерка незнакомых бомбардировщиков. За ними вертелась сопровождавшие их истребители — конвой. Что это — новые типы машин? Но вот самолеты приблизились и стали разворачиваться. На солнце отчетливо блеснули черные кресты, и Покрышкин сразу вспомнил учебные таблицы с изображением «юнкерсов» и «мессершмиттов».

— Война... — сдавленным голосом сказал он своим летчикам. — А ну, к самолетам!

Летчики помчались к машинам, сами подтащили баллоны с сжатым воздухом, запустили моторы и взвились в небо. Покрышкин повел звено обратно, в Семеновку, — ему стало ясно, что теперь уже незачем гнать самолеты в Кировоград.

В Семеновку они прилетели часов около десяти утра. На командном пункте царило тревожное настроение: уже прошли все сроки возвращения Крюкова, а его все не было, и куда ни обращался начальник штаба, никто не мог сообщить, перелетело ли звено «МИГов» обратно через линию фронта. Не верилось, что люди, которых вел опытный боевой командир, могли погибнуть все так вот, сразу. Но Крюкова не было...

Покрышкин доложил майору Матвееву о прибытии. Тот рассеянно скользнул по нему взглядом, думая о чем-то своем, и сказал:

— Ага, очень кстати. Садись-ка на «У-2» и лети вот сюда. — Он ткнул пальцем в карту. — Здесь на вынужденной командир полка. Он вернется на «У-2», а ты посиди там, пока прибудут техники и потом прилетишь на его машине.

— Но... — заикнулся Покрышкин, — я хотел бы...

Начальник штаба оборвал его:

— Какие могут быть «но» в военное время? Выполняйте!

Закусив губу, Покрышкин пошел в дальний угол аэродрома, где стоял связной «У-2». Ему было очень больно: он так долго думал вот об этом именно дне, так явственно представлял себе, как одним из первых вступит в бой, как схватится не на жизнь, а на смерть с вражеским истребителем, — и вот, пожалуйста: будь в первый день войны воздушным извозчиком!..

Командир полка майор Иванов не находил себе места, расхаживая у самолета, стоявшего на пашне. И надо же было случиться: мотор отказал именно в первый день войны, и именно тогда, когда он возвращался в полк с облета пограничных засад! Пока он добрался до сельсовета и дозвонился в райисполком, пока оттуда сообщили в полк, прошло несколько часов. И кто знает, что случилось за эти часы в Бельцах и Семеновке?

Когда на горизонте показалась, наконец, черная точка и послышалось тарахтение стосильного мотора, он с облегчением вздохнул. «У-2» плюхнулся на пашню и подполз к совершившему вынужденную посадку самолету.

— Покрышкин?! Ну, как там дела?

Покрышкин коротко рассказал командиру полка все, что знал. Вести о том, что звено Крюкова пока не вернулось, что Суров погиб, что немцы сожгли цистерну с горючим и подбили несколько «чаек» на аэродроме в Бельцах, расстроили командира. Утешительным было только то, что врагу до сих пор не удалось нащупать главную базу полка, укрытую в Семеновке, а она теперь была большой силой. Обстоятельства сложились так, что истребители не успели сдать свои «чайки» и «И-16», которые они сменили на «МИГов». Поэтому полк располагал целой армадой самолетов: несколько десятков скоростных и высотных «МИГов» да еще тридцать-сорок истребителей старых марок — с таким парком можно воевать! Надо только с умом расходовать силы и ни в коем случае не выдавать свой полевой аэродром.

— Хорошо. Я лечу, а вы оставайтесь здесь, у самолета.

— Есть оставаться у самолета, — глухо повторил Покрышкин, помня о стычке с начальником штаба.

Майор Иванов уловил нотку горечи в его голосе.

— Хочется подраться? Эх, молодежь!.. — Он называл молодежью всех, кто хоть на год был моложе его. — Думаешь, война всего один день продлится? Еще повоюете, поверьте мне, Покрышкин! Завтра гарантирую вам боевой вылет. А сегодня покараульте самолет. Ясно?

— Ясно! Только обидно все ж таки. Будут потом люди вспоминать, кто как войну начал, а мне и сказать будет совестно: был караульщиком, как дед на баштане.

Майор рассмеялся, легко вскочил на крыло «У-2», уселся и привычно скомандовал:

— К запуску!

Покрышкин провернул винт.

— От винта! — сказал командир полка и быстро крутнул ручку магнето.

Мотор чихнул, неуверенно взмахнул лопастью пропеллера и потом вдруг зарокотал ровно и сильно. Майор Иванов приложил руку к шлему, кивнул Покрышкину и взлетел. Пожав плечами, Саша отошел к самолету командира, оглядел его со всех сторон и прилег в траву, мысленно чертыхаясь и проклиная свою незадачливую судьбу.

В полк Покрышкин вернулся только вечером.

День 23 июня начался трагическим эпизодом: погиб полковой инспектор по технике пилотирования, летчик отчаянной души и мастер пилотажа Курилов, молодой днепропетровец.

В первый же день войны он показал себя лихим и горячим мастером воздушного боя: сбил над Кишиневом фашистский самолет, а летчика, пытавшегося ускользнуть с парашютом, перерубил плоскостью своего «МИГа». А на второй день погиб сам.

Курилова похоронили у аэродрома. Печально играл оркестр, плакали колхозницы, пришедшие проститься со смелым, веселым летчиком, которого все успели полюбить; и друзья его, тесно сомкнув шеренгу, дали троекратный салют над гробом...

Через час Покрышкина вызвал командир полка.

— Ну, пришел и ваш черед. Гляньте-ка сюда. — И он показал на карте изгиб синей нитки, обозначавший излучину Прута. — Тут переправа. Немцы уже форсировали реку и возятся вот здесь. Сегодня наша пехота должна отбросить их за Прут. Нужно разведать устройство переправы, численность переправившихся и их огневые средства. Пройти, посмотреть и вернуться! В бой не ввязываться. Ваших сведений ждут большие командиры.

— Ясно!

— Кого возьмете с собой?

Покрышкин подумал: