Юрий Рышков - Капитан Быстрова

— Убьют нас так-то… Прячься в траве! — скороговоркой проговорил он. — Мы в затылок их снимем. Пусть проедут…

И, не дожидаясь ответа, бросился в сторону от дороги, надеясь скрыться за кустарником.

— Назад! — крикнул Бок. — Ложись сюда!

Вася подчинился приказу и с виноватым видом торопливо лег на указанное ему место.

Бок спрятался за толстым пнем, торчавшим у самой дороги. Немцы могли увидеть его только в непосредственной близости, метров за десять — пятнадцать от себя. Неожиданность нападения, на которую рассчитывал Бок, была его единственным преимуществом.

Он вставил в гранаты запальные трубки, сбросил с рукояток предохранительные кольца и, придерживая пальцами планки, освобождающие ударник, повернулся к Васе:

— Раньше, чем брошу, не стреляй…

Гул мотоциклов нарастал. Предположение Бока сбывалось. Немцы видели несущихся всадников и не думали о засаде. Они спокойно, не сбавляя газа, один за другим повернули на спуск.

Пальцы Бока отпустили прижатую планку гранаты, та мгновенно ожила и зашипела. До взрыва осталось три-четыре секунды.

Вот из-за поворота вылетел передний мотоцикл, первая граната полетела навстречу оторопевшему немецкому солдату.

Бок приподнялся для повторного броска.

Из облака пыли, поднятой взрывом и падением мотоциклиста, вырвался второй немец и, уперев в живот автомат, с ходу выпустил очередь в партизана. Тот качнулся, но гранату все же успел бросить. Она не долетела и взорвалась ровно посредине между ним и мотоциклистом.

Бок упал на траву.

Меткой очередью Вася тут же убил немца. Мотоцикл промчался прямо по откосу, бешено затарахтев колесом, разом умолк.

Мальчик опрометью кинулся к неподвижному Боку.

Услышав взрыв гранат и автоматную стрельбу, Наташа с трудом удержала коней. В ложбине стояла полная тишина. «Все! Погоня ликвидирована…»

Радостная и обнадеженная, она торопливо повернула обратно — туда, где рассталась с товарищами. То, что открылось ее взору, заставило Наташу смертельно побледнеть.

Бестолково копошась, Вася старался посадить Бока, не подававшего признаков жизни, а он выскальзывал из ослабевших рук мальчика и снова валился на землю.

— Товарищ капитан! Убили его, сволочи! — встретил Быстрову растерявшийся Вася. — Немец очередью полоснул… Грудь в крови…

Темно-бурое пятно расползалось по зеленой гимнастерке Тенгиза. Из угла рта скользнула тонкая струйка крови.

Соскочив на землю и бросив коней, Наташа трясущимися руками стала расстегивать воротник Бока. Пальцы не слушались.

Наконец ей с трудом удалось расстегнуть показавшиеся удивительно грубыми металлические пуговицы на гимнастерке. Под правой ключицей чернели два маленьких отверстия. Пули прошли навылет, и на правой лопатке две глубокие рваные раны слились в ужасную восьмерку.

— Едем скорее! — заторопил Вася. — Сейчас из села погоня пойдет. Не уйти тогда…

— Ты хочешь бросить товарища?

— Живого бросать не стану, а он — мертвый…

— Нет, живой!

— Не вижу я, что ли! Потому тикать надо в лагерь… Километров семь лесом пробираться. Не то поздно будет. Разве нам отбиться вдвоем, если нагрянут?!

— Пойми, Вася, он жив! Он потерял сознание… Такие раны не смертельны. Он может выжить, если вовремя оказать помощь. Поднимай… Оттащим в кусты.

Лошади, переступая с ноги на ногу, выжидали момент, чтоб сорваться с места и ускакать, поджимали уши и, похрапывая, тревожно косили испуганные глаза.

От Васи не ускользнуло беспокойство коней. Он торопливо подошел к ним и, собрав поводья, привязал их к дереву. Подчинившись Наташе и поверив ей, он стал надеяться на благополучный исход постигшего их несчастья. В мальчике родилась готовность идти на любой риск ради спасения товарища. Если Бок жив, они обязаны его спасти.

Когда они оттянули Тенгиза в сторону от дороги и спрятали за куст, Наташа вспорола ножом рубашку Бока. В это мгновение лицо раненого перекосилось, он шевельнул головой и открыл глаза. Говорить Тенгиз не мог: рот был полон крови. Он страдальчески посмотрел на Наташу и Васю, виновато улыбнулся. Потом движением головы указал на лошадей и потерял сознание.

Вася всхлипнул:

— Отсылает нас… Спасаться велит… Бо-ок! Не помирай!

— Замолчи! — всерьез рассердилась Наташа. — Слушай внимательно: это приказ…

— Говори, — ответил Вася.

— Лошадей здесь увидят… Заведи их подальше в лес… Двух привяжи. Их возьмем потом. На своей что есть духу скачи в лагерь за помощью. Найдете нас вон на том холмике, у края леса. Там мне, в случае чего, легче будет обороняться. Понял? Бока я перевяжу и донесу туда… Пусть возьмут носилки и врача… Не теряй времени. Помни: от твоей расторопности зависит его жизнь!

— Тебя же отыщут там, на горке-то…

— Исполняй приказание! — повысила голос Наташа, но сразу смягчилась: — Значит, и моя жизнь от тебя зависит… Вася, будь молодцом… Все помял?

— Все!

— Давай, партизан, действуй!

Мальчик бросился к лошадям, вскочил в седло и, проезжая мимо Наташи, кинул ей четыре автоматные обоймы — весь свой запас, оставив себе только примкнутую и уже начатую…

— Не забудь автомат Бока! — крикнул он и скрылся за опушкой леса.

Из сумки Бока Наташа достала бинты. Заложив раны стерильными тампонами, стала бинтовать Тенгиза как можно плотней и крепче, наслаивая широкие белые ряды марли. Через несколько минут более или менее сносная перевязка была сделана.

Наташа рассовала по карманам оставленные Васей обоймы, втиснув туда же гранату с заранее вставленной в нее запальной трубкой, подняла автомат, повесила его на шею.

Осторожно повернув Тенгиза на бок, она легла рядом с ним на живот и с трудом взвалила его на себя. Встать с такой ношей оказалось выше ее сил. Тащить раненого по земле, подхватив его под мышки, она не решилась, опасаясь растревожить раны и сбить повязку.

Безвыходность положения лишила ее сил. Она пришла в отчаяние, не зная, как быть, что делать. Просто сидеть и ждать партизан у дороги, по которой пойдет погоня, казалось равносильным самоубийству. «А как же санитарки носят раненых с переднего края? — подумала она. — Неужели я не смогу? Разве я уступаю им в силе? Правда, у них сноровка, опыт… и воля, конечно! Жаль, не знаю приемов…»

Приподняв Бока, она подлезла под него и, положив себе на спину, с решительностью обреченного выгнулась, выпрямила руки, потом согнула колени, вынесла одну ногу вперед и, балансируя, медленно выжала непомерный груз и встала на обе ноги. Подкинув Тенгиза толчком и подхватив за руку и за ногу, она сделала тяжелый, неуверенный шаг, потом второй, третий, четвертый…

«Останавливаться нельзя… До опушки не остановлюсь ни разу», — твердила себе Наташа, ступая торопливым мелким шагом, переходящим в бег, — так переносят что-либо слишком тяжелое.