Талгат Бегельдинов - «Илы» атакуют

— Расскажите о вчерашнем бое.

Начинаю по порядку с момента взлета, стараюсь не упустить даже мелочи.

— Это мне известно, — перебил Каманин. — Я спрашиваю о бое с истребителем. Кстати, почему не доложили командиру полка?

Я растерянно замолчал.

— Ваш бой с истребителем видели артиллеристы. Летчика они задержали. Мне звонили из артполка.

Сбивчиво рассказываю о бое. Каманин подходит к двери, приглашает штатских. Оказалось, что это корреспонденты газет. Меня буквально засыпали вопросами. Командир дивизии разъяснил, что это был первый в истории авиации бой штурмовика с истребителем с таким исходом.

Он рассказал, что сбил я матерого волка. Немец в звании майора имел на счету сто восемь сбитых самолетов. Он пиратствовал еще в Бельгии и во Франции, летал на Балканах. Фашист ни за что не хотел верить, что его сбил сержант, имеющий всего восемь боевых вылетов.

Каманин шутя сказал, что должен извиниться передо мной: немец просил познакомить его с русским ассом, но свидание это не состоялось.

— Эту птицу мы отправили в штаб армии. Думаю, что вы не будете горевать.

Все рассмеялись. Командир дивизии поднялся из-за стола. Я встал по стойке «смирно».

— За отличное ведение боя и сбитый истребитель, — медленно произнес Каманин, — командующий воздушной армией от имени Президиума Верховного Совета СССР награждает вас орденом Отечественной войны второй степени.

— Служу Советскому Союзу!

После этого корреспонденты еще долго не отпускали меня, расспрашивали о службе, о том, как стал летчиком.

Поздно вечером вернулся я в полк. Здесь уже узнали обо всем и подготовили маленький сюрприз: в нашей комнате был накрыт стол, и я оказался виновником торжества. Правда, полушутя, полусерьезно Пошевальников сказал, что «не простит» мне этого сбитого самолета. Ведь получилось, что они после всех узнали о нем. Я дал слово, что если собью еще, то сразу доложу.

Через несколько дней в полк пришли газеты с описанием боя. Все в них было правильно, но я смущался. Казалось, что сделали меня уж слишком героическим авиатором. Тем не менее одну газету отправил домой отцу, а другую Зине — той самой девушке, с которой мы в холодном вагоне ехали из Москвы на фронт.

Тем временем продолжались жестокие бои за Глухую Горушку. По нескольку раз в день летали мы штурмовать живую силу и технику врага.

Рано утром командир эскадрильи Пошевальников повел группу в составе двенадцати самолетов на уничтожение артиллерийских позиций противника. Подлетаем к линии фронта и попадаем под жестокий зенитный огонь: бьет по крайней мере полдюжины батарей. Начинаем маневрировать.

Ведущий дает команду: «Приготовиться к атаке!»

Включаю механизм бомбосбрасывателя, убираю колпачки от кнопок сбрасывания бомб, реактивных снарядов и от гашеток пушек и пулеметов. Проверяю приборы. Внимательно слежу за действиями ведущего.

Разворачиваемся для атаки, и в этот момент мой самолет сильно подбрасывает, будто кто-то ударил его снизу. Мотор начинает работать с перебоями. Ясно: попадание…

Тем не менее вхожу в атаку.

Мотор работает все хуже и хуже. Выхожу из строя и всеми силами пытаюсь дотянуть до линии фронта, благо, она недалеко. Чувствую, что машина окончательно отказывается слушаться, и тут вижу внизу довольно большую поляну. Снижаюсь и, не выпуская шасси, сажаю самолет.

Кругом густой сосновый лес. Тишина. Что же теперь делать? Куда идти? С воздуха я ориентировался прекрасно, а сейчас, убей, не знаю, где свои, а где немцы.

Откидываю фонарь. Но едва пытаюсь вылезти из кабины, как начинается обстрел. Стреляют с двух сторон. Мы со стрелком засели в кабинах под прикрытием брони. А бой идет, стрельба все интенсивнее. Есть уже несколько попаданий в самолет.

Попадут в бензобаки — не миновать взрыва. Одно утешает: стреляют автоматы и винтовки, баки же защищены броней, которую можно пробить лишь из крупнокалиберного пулемета.

Постепенно бой стихает, выстрелы все реже и реже.

— Пойдем в лес, — говорит стрелок. — Пересидим.

— Кого пересидим? — не понимаю я.

— Посмотрим, кто подойдет к самолету. Если немцы, то тронемся в другую сторону, а если свои…

Ясно. Мысль правильная.

Осторожно выбираемся из самолета, ползем по глубокому снегу в лес. Добрались до деревьев, залегли. Проходит не больше получаса, видим, как из-за деревьев появляются четыре пехотинца. Один с миноискателем идет впереди, за ним цепочкой тянутся остальные.

Свои или немцы? Похожи на своих — в валенках, ушанках. А может, немцы? Лежим не шевелясь.

Пехотинцы подходят все ближе и ближе к самолету. Теперь ясно видим, что это наши солдаты. Вскакиваем и бежим к ним.

— Стой! — раздается вдруг голос солдата с миноискателем. — Стой, летун! Куда тебя черт несет! Здесь минное поле. Что кишки хочешь по деревьям развесить?

Останавливаемся как вкопанные. Солдаты подходят к нам, и мы вместе направляемся к самолету.

— Везучий ты, друг, — говорит пожилой солдат. — Смотри.

Чувствую, как волосы становятся дыбом. Впереди самолета, метрах в пяти, лежит противотанковая мина. Стоило при посадке еще чуть-чуть продвинуться вперед, и мы со стрелком наверняка отдали бы богу души.

— Чуешь? — спрашивает тот же солдат. — Так-то вот. Ладно, идем к командиру полка. Там разберутся и в часть вас отправят. Айда!

Выбираемся с заминированного поля, входим в лес. Тут уже можно идти спокойно. Солдаты рассказывают, что приземлились мы прямо перед позициями стрелкового полка на «ничейной» земле. Пехотинцы открыли огонь, чтобы не подпустить к самолету немцев. Но, видно, те не очень-то и стремились добраться до «ильюшина». Это нас и спасло.

Идем уже около получаса, выходим на укатанную машинами дорогу. Неожиданно из-за поворота появляется колонна офицеров. Мы отходим к обочине, пропускаем строй. Вдруг из колонны раздается громкий голос:

— Талгат!

Смотрю и глазам своим не верю: в колонне идет Бухарбаев. Да, да, командир звена Фрунзенского аэроклуба, который пускал меня в первый самостоятельный полет.

Я кинулся к строю, обнял земляка. А колонна идет и идет. Как быть?

— Спросим разрешения у командира, — быстро говорит Бухарбаев, позволит нам побыть вместе.

Майор, ведущий колонну, выслушал нас и, действительно, не возражал, чтобы Бухарбаев остался со мной.

— Только не очень задерживайтесь, — сказал он на прощание.

Мы вместе отправились к командиру полка. Показали документы, рассказали о бое, о подбитой машине.

— Знаю, знаю, — густым басом заговорил подполковник. — Я уже связался с вашей частью, сообщил, что живы и здоровы. Пока отдыхайте. Будет попутная машина — отправим. А это кто? Земляк? Приятная встреча.