Степан Ракша - Днепровцы

Были перестрелки и стычки. Белополяки прощупывали нашу оборону, а мы ихнюю, и этим дело ограничивалось. Будто бы ни той, ни другой стороне не хотелось воевать. Правда, когда земля подсохла, пилсудчики начали предпринимать атаки, повторявшиеся почти ежедневно, но, ничего не добившись, вскоре затихли опять.

Свободного времени у бойцов было много. Умяв по ведру картошки на троих, запив кипяточком с сахаром, наши днепровцы погуливали в окрестностях, осматривали подворья волынских крестьян, вели хозяйственные разговоры с местными мужиками. А потом долго сидели у костров, свертывали козьи ножки, дымили и рассуждали о крестьянской жизни, сравнивая здешние обычаи с обычаями своего родного края. Все им тут не нравилось, — что скот и птица живут под одной крышей с людьми, что в хатах нет дымоходов, что мужики носят рубашки с завязками вместо пуговиц, что девушкам на свадьбе обрезают косы и вместо платка надевают какой-то колпак, что едят одну картошку и от нее животы у всех раздуты. И приходили к выводу, что нигде, видно, людям не живется лучше, чем на Днепровщине.

О войне разговоров не слышно было. Разве что какой-нибудь старательный ездовый из пулеметной команды, он же второй номер в расчете, натирая до блеска своего «максимку», скажет ласково:

— Эх «максимушка», друг мой, и дадим же мы жару — пусть только сунется кто!

В конце апреля полк отвели в Житомир на отдых, а на другой день белополяки начали наступление и прорвали фронт. В город хлынули паникеры, а по шоссе вслед за ними мчались уже броневики и кавалерия противника. Мы едва вырвались из Житомира. Через несколько дней, миновав Киев, перебрались на левый берег Днепра и только тут, заняв позиции у Дарницы, пришли в себя.

Сразу же начались кривотолки и споры:

— Отчего произошел такой конфуз?

— Почему так поспешно отступали?

— Зачем Киев сдали без боя?

Одни были того мнения, что виной всему наши сменщики, бросившие позиции у Гуты Марьяновской: если бы нас не сняли, белополякам ни за что не прорваться бы. Другие ругали командование и опять же все сводили к тому, что нас не вовремя сняли с позиций. А Митя Целинко, никогда не унывавший и не роптавший, — все принимал он как должное, — говорил, что никакого конфуза нет. Он мнил себя бывалым воякой и считал, что на войне и наступление, и отступление «происходят по стратегии».

Больше месяца стояли мы в лесу под Дарницей. Томясь от бездействия, бойцы были падки на всякие слухи, толковали их по-своему и спорили до хрипоты, пока не приходили к выводу, что «нечего глотку драть, все равно в стратегии ни шиша не кумекаем». Спор затихал, и сразу же начинались жалобы.

— Ну, долго ли еще мы будем тут торчать и глазеть на Киев издалека? Надоело это до нудьготы.

Общее настроение сразу изменилось, когда начались разговоры о прорыве Первой Конной под Сквирой.

— Я же говорил — стратегия! — торжествовал Митя Целинко. — Дал Буденный аллюр три креста и махнул со своими дивизиями через Днепр. У Рыдз-Смыглы глаза на лоб полезли, зовет он к себе Петлюру и велит ему быстро удочки сматывать. Петлюра напыжился и спрашивает: «С какой это стати, пан-генерал, я буду сматывать удочки?» — «Да ты, Симон, не пыжься, — отвечает ему Рыдз-Смыгла, — пока мы с тобой тут в Киеве грызлись, Семен Буденный под Сквирой прорвался». — «Не может того быть, пан-генерал, — отвечает Петлюра. — Мне доподлинно известно, что Буденный маршем идет с Кубани, а лошади у него худые, истощенные в походах, когда он еще дотащится». — «Нет, Симон, я вижу, что таких дурней, как ты, поискать надо, и напрасно с тобой Антанта цацкается, — говорит Рыдз-Смыгла. — Не веришь мне, так спроси у моих уланов. Они в панике бегут и не могут никак оторваться от Буденного, а ты говоришь, что у него лошади худые».

Все эти россказни исходили от разведчика Клименко. Он снова побывал в Киеве и потом гоголем расхаживал по Дарницкому лесу, где был расположен наш полковой резерв, направо и налево сыпал разными былями и небылицами.

Спустя несколько дней полк двинулся на Киев и вступил в город без боя. Появившись ночью на его слабо освещенных улицах, мы застали тут только несколько разрозненных групп пилсудчиков и петлюровцев, перепившихся и дравшихся между собой из-за подвод, да какую-то заставу, впопыхах забытую своим командованием. Солдаты этой заставы — польские мобилизованные крестьяне — встретили нас мирно и заявили, что давно уже ждут смены, а ее все нет и нет и по телефону почему-то никто не отвечает.

Из Киева полки нашей дивизии выступили с кумачовыми полотнищами, на которых было написано: «Смерть Антанте!», «Вперед за Советы!». Первое сопротивление встретили только на реке Уборть, где мы потоптались около суток, после чего опять началась погоня, и продолжалась она без передышки до реки Горынь. Тут потоптались немного подольше — пилсудчики отбили две наши атаки, пришлось подождать, пока подойдет артиллерия, и с ее помощью быстро форсировали Горынь. После этого наступали без остановки до реки Стырь. Здесь похоже было, что белополяки решили драться всерьез, но опять мы взяли верх и, переправившись через Стырь, скомандовали им: «Руки вверх! Выходить из блиндажей по одному».

Дальше до Западного Буга наше продвижение задерживали только собственные тылы, все время где-то застревавшие, отчего мы по нескольку дней оставались без провианта, а иногда и без боеприпасов. В батальонных повозках все запасы иссякали, а у местного населения тех разоренных и обобранных мест ничего нельзя было достать, кроме молока, да и то лишь в обмен на соль.

Люди уставали, голодали, но война быстро шла к концу, и никто не жаловался на изнурительный поход. Хвалили погоду, местность.

— Тепло, а не знойно, не то что у нас, на юге, в эту пору. Легко дышится тут в лесах. И речек много — есть где помыться.

Хвалили трофейные френчи французского фасона и английские шинели, в которые многие уже нарядились.

В пути нас нагнала 25-я Чапаевская дивизия. На Западном Буге, не доходя города Хелм, чапаевцы первыми пошли в атаку. Мы видели, как они с криком «ура» бросились в воды Буга. Потом в полку говорили:

— Интересные люди эти чапаевцы! Даже у пожилых глаза веселые, а бороды у всех одинаковые — русые, окладистые. И «ура» они кричат как-то особенно звонко. Подольше бы с ними рядом воевать!

Тяжелые тут были бои. Наш полк понес большие потери, пока переправился через эту каверзную реку. За Бугом пошли свободно, следом за первой бригадой Шишкина, которая форсировала реку по мостам и сразу же рванулась вперед. Шли с песнями по шоссе, обсаженному по обе стороны деревьями, подошли к лесу, окружавшему высившийся на горе город Хелм, и тут вдруг нас начали обсыпать из пулеметов. Была дана команда «Батальонам развернуться и занять позиции».