Степан Ракша - Днепровцы

Не понимая, что произошло, мы простояли здесь дня три, пока не стало известно о трагической гибели первой бригады. Оказалось, что у самого Люблина ее поймали в ловушку белогвардейцы Булак-Булаховича, действовавшие вместе с пилсудчиками. Бригада погибла в полном составе — все три полка — во главе со своим храбрым комбригом, рабочим из Керчи, товарищем Шишкиным.

Покрутившись возле Хелма и Влдавы, мы ушли обратно за Буг. Нас не выбили — сами ушли по приказу командования, а по какой причине — этого мы долго не знали.

Потоптались в прибрежных песках Буга, около месяца простояли у каких-то болот и озер — тут и лето кончилось. Как метеор, пролетело оно в том году. А затем опять отход. Без боев, с досадой, недоумением отходили и отходили по приказу командования.

Ночью у костров, пылавших на лесных полянах и просеках, бойцы, суша портянки и обувь, тряся рубахи над пламенем, злились:

— До каких пор это будет? Куда отступаем? Зачем?

Прогорит костер, жар его передвинут дальше, и на обогретой земле люди укладываются спать. Ляжет боец, завернется в прожженную углями шинель — единственное укрытие и от холода и от дождя, — поворочается, затихнет — и вдруг станет ему неспокойно. Подымет голову, посмотрит вокруг и спросит:

— А может, измена?

Только Митя Целинко уверенно держится:

— Не измена, а стратегия.

Не тот он уже был, как в ту пору, когда своей детской смешливостью приводил в ярость нервно-взвинченного Сеньку Сухину. Если побасенки рассказывал, то только агитационные, все больше про Антанту и ее грызущихся между собой псов. Даже, пускаясь в пляс на привале, не забывал, что теперь он командир, — то кубаночку поправит, то всего себя оглядит.

Когда Митя укладывался спать у костра, это было целое священнодействие. Все уже храпят, а Митька все еще устраивает свою постель — и чтобы удобно было, и, главное, чтобы не запачкать, не помять, не попортить как-нибудь свою новенькую английскую шинель.

Еще никто в полку не знал, что война с белополяками заканчивается и что этим-то и вызван наш отход. На Горыни нас нагнали белогвардейцы Булак-Булаховича. Идя следом за нами, они пытались завязывать бои, тявкали, как моськи на слона.

В эти дни в какой-то польской деревушке, затерявшейся в Полесье, мы сменили часть крестьян-подводчиков, перевозивших наши грузы, и в полку появилась Анюта. Всех удивило, почему в деревне нарядили с подводой молоденькую девушку, — таких случаев еще не было. Потом заметили, что на подводу к девушке подсел Митя Целинко, и стали осуждать его — нашел время амуры разводить!

На привалах он не отходил от Анюты, обхаживал ее лошадей — и напоит, и корм задаст, и оботрет пучком сена. А потом притащит с кухни котелок супа, и обедают они вдвоем с Анютой, сидя на подводе.

— Ты чего голову дуришь девушке? — накинулся на него начальник команды Василий Коваленко. — Разгрузят подводы, и поедет она домой. У нее, наверное, жених есть. Нехорошо может получиться.

Целинко разобиделся, повернулся и пошел прочь от своего начальника.

Через несколько дней все подводчики из той полесской деревни действительно уехали под вечер домой, а Анюта осталась. Думали, что она побоялась ехать ночью, но утром ее увидели на козлах боевой тачанки Мити Целинко — в пулеметной команде появился новый ездовой!

Высказывались разные догадки и предположения относительно того, чем это может кончиться. Василий Коваленко пришел ко мне мрачный.

— Чего это ты, Вася, расстроился?

— Да вот эти издыхающие моськи, выброшенные вон из нашего общества революционной бурей, портят нервы своим лаем, а тут еще Митька чудить стал. Не нравится мне его номер. Боюсь, не поступил бы он с девушкой по-хамски. Она ему поверила, а вдруг он обманет — позор и срам какой всей команде!

— Не допускай! Ты же в своей команде хозяин.

— Подхода к нему не найду. Упрямый стал как осел. Разговаривать не желает. Ты у нас в полку партийный секретарь, а он твой земляк, поговорил бы с ним. Прошу тебя, узнай, почему эта полячка не едет домой и какие у них с Митькой намерения в дальнейшем. Я нашел Целинко и спросил его:

— Что это за новый ездовой появился в твоем взводе?

— Доброволец Анюта, — ответил он. — Прошу к ней относиться с уважением.

— Нет, я серьезно спрашиваю.

— Я тоже не шучу.

Не получалось у нас сначала откровенного разговора.

— Чего это ты, Митя, сильно ершистый стал? Вот и начальник твой на тебя обижается…

— Всяк по-своему судит. Мне, например, сдается, что лишний доброволец со своими конями не помешает в нашей команде. А что Анюта моя невеста, начальника это не касается. Жениться я пока не собираюсь. Кончится война, отвезу я ее к себе в Чалбассы, и там уже свадьбу сыграем. Домой возвращаться ей нельзя. Отец у нее нехороший, хочет насильно выдать за пьяницу.

— Ну что же, — оказал я, — намерения у тебя, как видно, серьезные, а если так, то остается только пожелать вам счастья.

— За это пожелание спасибо, — подобрев, улыбнулся Целинко. — Думаю, что так оно и случится в нашей супружеской жизни.

Много еще пересудов было, но постепенно Коваленко и все его пулеметчики свыклись с тем, что у Мити Целинко завелась невеста. Анюта стала у них в команде хозяйкой: и картошку почистит на кухне, и белье постирает, а если порвалось, даже и залатает.

Вскоре полк занял позиции на реке Уборть. Тут и застало нас полное окончание войны с белополяками. Под Олевском мы узнали, что заключено перемирие. Булак-Булахович не признавал его, пушки белогвардейцев еще тявкали, но теперь это никого в полку уже не беспокоило.

— Сколько не тявкайте, а все равно Митька скоро свадьбу отгуляет, и мы на его свадьбе повеселимся, — говорили наши пулеметчики.

После того прошло немного времени. Пока мы стояли в Полесье, Красная Армия покончила с Врангелем в Таврии, началась демобилизация, и Митя Целинко укатил к себе домой с Анютой на паре ее добрых коней.

Не многим днепровцам так повезло.

Название «кучугуры» — производное от слов «кучи» и «горы». В устье Днепра по его левому берегу на много верст протянулись навеянные ветрами «кучи и горы», то есть холмы белого песка, поросшие мелким кустарником.

Эта дивизия объединила все разрозненные части и отряды, отходившие из Крыма, — Таврический полк Моисеенко, Заднепровский Лунева, полки Федько, отряды Шишкина, Мокроусова и Днепровский полк Тарана.

П. И. Таран вскоре получил новое назначение и закончил свой боевой путь в гражданскую войну участием в разгроме Врангеля на Перекопе. (Прим. автора.)