Николай Асташкин - По волчьему следу. Хроники чеченских войн

С каждым днем география дагестанской войны расширялась. Если в начале августа 1999 года речь шла о захвате лишь двух селений Цумадинского района и двух Ботлихского, то всего через неделю в военных сводках мелькало уже около двадцати названий аулов из долины горной реки Андийское Койсу — Ансалта, Беледы, Рахата, Ашино... Трудно сказать, какие из них действительно были захвачены боевиками, а какие лишь подверглись набегу.

Население встречало захватчиков неприветливо. Женщины и дети покидали районы боевых действий. В самой Махачкале скопилась тьма беженцев. Дагестанцы возмущались: «Как чеченцы посмели напасть на своих братьев-мусульман?!»

В те дни я встречался с вице-премьером правительства республики Гаджи Махачевым — лидером фронта аварского народа имени имама Шамиля.

— У нас есть мусульманские центры, есть муфтий, есть имамы, есть мечети и верующие, — с возмущением говорил он. — Но у нас нет и не может быть никакой Исламской Шуры. Это все провокации, выдумки бандитов для оправдания разбоя и насилия.

Гаджи Махачев сказал, что в Дагестане уже создана армия аварских ополченцев численностью пять тысяч человек, в которой имеется даже женская рота. Вечером того же дня мне удалось побывать в этой так называемой интернациональной бригаде, где я и познакомился с Кинайнат Магомедовой.

— Не женское дело — брать в руки оружие, — сказала Кинайнат, — но когда у порога твоего дома стоит враг, когда он хочет установить в нем свои порядки, когда он, этот враг, ни во что не ставит женщину и хочет, не спрашивая согласия, надеть на нее паранджу, тогда пусть не ждет от нас, женщин-аварок, пощады.

Я слушал Кинайнат Магомедову и вспоминал бесстрашную Курнаиль-Хундулай, которая наравне с мужчинами защищала свой очаг и билась с топором в руках так, что мюриды дрогнули и, охваченные паникой, пустились наутек. Не справиться с такими женщинами-аварками и хваленым «джигитам» Басаева и Хаттаба.

Еще раз прокручивая в памяти события жаркого августа 1999 года, вспоминая настроение людей, участвовавших в контртеррористической операции, я понимал — все были настроены решительно: пора покончить с террористами и бандитами, окопавшимися в Чечне.

Хотя, конечно, в первые дни, пока не подтянулись регулярные войска, местное население было в шоке. Многие терялись в догадках. Сколько бандитов вторглось в Дагестан? Шестьсот, тысяча, две тысячи? Предполагалось, что значительно больше. Тысячей боевиков руководил Шамиль Басаев, тремястами — «Черный араб» Эль Хаттаб. И еще 1200 человек привели Магомед Багаутдин, Арби Бараев и арабский наемник Абу-Джа-фар. А к ним присоединились еще и местные ваххабиты и жители, которым угрожали смертью за сочувствие к гяурам, то есть русским. Однако в подавляющем большинстве своем дагестанцы дружно поднялись на отражение агрессии: в считанные дни вице-премьер республики Гаджи Махачев создал целую армию аварских ополченцев численностью в пять тысяч человек. Их действия координировал военный комиссар республики генерал-лейтенант Магомед Тинамагомедов, которого благодарные люди называли не иначе как министром обороны Дагестана.

12 августа 1999 года в Ботлихском районе Дагестана возле селения Годабери 250 ополченцев вступили в первый бой с исламскими экстремистами. Добровольцы захватили одну из высот и в течение часа отбивали атаки противника, пока к ним на подмогу не пришли регулярные войска. Потерь у ополченцев не было.

Добровольцы были настроены решительно — удача в первом бою утроила им силы. Бойцов разных национальностей, возрастов и профессий объединила гордость, свойственная каждому мужчине-дагестанцу, и ненависть к общему врагу, пришедшему с насилием в их дом. Дороги в Дагестане военные называли «дорогами гостеприимства» — жители селений то тут, то там выносили солдатам хлеб, холодную минералку, виноград, яблоки.

— Спасибо, что вы пришли к нам на помощь, — говорили люди, женщины низко кланялись. — Мы всегда об этом будем помнить...

Жребий брошен.

Юлий Цезарь

24 декабря 1999 года. Моздок. Центр боевого управления (ЦБУ).

— Ко мне никого не пускать, — устало сказал командующий Объединенной группировки войск генерал Казанцев оперативному дежурному. — Я занят с «Красной звездой».

Виктор Германович Казанцев открыл массивную дверь, вошел в кабинет. Я следом. Поудобнее разместившись в мягком кожаном кресле за широким столом, он нажал кнопку переговорного устройства:

— Доктора ко мне, — бросил он в микрофон.

В кабинет бесшумно вошел сухощавый подполковник и, подойдя к Казанцеву, попросил его разжать ладонь правой руки. Я не знал, что ему делают иглоукалывание. Подполковник тихо вышел. Мы же продолжали сидеть друг против друга: Казанцев с иголочкой, установленной на тыльной стороне указательного пальца, я — с включенным диктофоном.

— Виктор Германович, — поинтересовался я, — готовы ли войска к штурму Грозного?

— Никакого штурма не будет, — ответил командующий. — Мы не собираемся повторять трагедию января 95-го. Но боевикам, будь уверен, мало не покажется.

...С генералом Казанцевым я познакомился летом 1997 года, когда он был еще первым заместителем командующего войсками СКВО, а также председателем спорткомитета военного округа. Тогда я по собственной инициативе решил подготовить с ним интервью по проблемам спорта в округе. С полковником Алексеем Поповым, давним знакомым Казанцева еще по Забайкалью, мы прибыли к нему в 9 часов утра. Попов представил меня.

— Что я, Асташкина, не знаю, — хитро улыбнулся Казанцев. И сразу вопрос в лоб:

— А почему ты меня избегаешь? Боишься, что ли?

Я от неожиданности даже сделал шаг назад.

— Почему не был на учениях на полигоне «Прудбой», что я проводил с руководящим составом округа? — полушутя-полусерьезно продолжал наступать Виктор Германович.

Я лишь развел руками: крыть было нечем.

Вскоре после нашего разговора о спорте Виктор Германович стал командующим войсками округа. Помню, неделями мы находились в воздухе, перелетая с одного полигона на другой. Поначалу я поражался его всесторонним общевойсковым знаниям. Он, к примеру, мог доступно объяснить, скажем, командиру взвода, в чем заключаются особенности стрельбы в горах. Но, получше узнав о судьбе этого человека, перестал чему-либо удивляться.

Однажды по пути во Владикавказ мы сделали посадку на военном аэродроме в Краснодаре. Еще в полете я обратил внимание на молодого человека в инвалидной коляске, находившегося в салоне командующего. Как выяснилось позже, это был старший сын Казанцева Сергей. Однажды в разговоре с Виктором Германовичем я осторожно поинтересовался, что случилось с его сыном.