Павел Хадыка - Записки солдата

В двадцатых числах мая нам стало известно, что в Баку готовилось восстание мусаватистов — членов мусульманской националистической партии крупной буржуазии, помещиков и духовенства. Но там быстро навели порядок.

26 мая произошло восстание в Гандже. Мусаватисты захватили большую часть города. В наших руках оказалось лишь несколько кварталов и станция Ганджа.

В наших аулах и в городе Казах стало тоже неспокойно.

30 мая полк сосредоточили на станциях Акстафа и Тауз, а ночью погрузили в вагоны и направили в Ганджу. Пулеметы распределили по ротам. У меня в резерве остался только 1-й взвод, который и раньше бывал в моем распоряжении и вводился в бой в самый ответственный момент или на решающем участке, где надо было взять укрепления врага или удержать свои позиции.

Всю ночь в пути не спали, были готовы к отражению нападения. Командир полка с охраной ехал на паровозе.

До станции Шамхор доехали благополучно. Начало светать. На перроне нас ожидал представитель от командира дивизии. После короткого совещания командир полка отдал приказ — в бой вступим немедленно, разгрузку лошадей и повозок произведем при помощи подручного материала. Приспособим даже двери от вагонов. Предстояло только преодолеть последний участок между станциями Шамхор и Ганджа.

Шамхор стоит значительно выше Ганджи, и наш поезд очень хорошо виден повстанцам. Случилось так, как мы и ожидали. Как только поезд прошел несколько километров, мы подверглись интенсивному артиллерийскому обстрелу.

Вся артиллерия дивизии, размещавшаяся в Гандже, была захвачена мусаватистами. Часть артиллеристов попала в плен. К орудиям мятежники насильно ставили наших пленных, а когда те отказывались или плохо стреляли, их тут же расстреливали и сбрасывали в глубокий колодец. Я потом видел этот колодец, из него было извлечено более 20 трупов. И все же ни один снаряд в наш поезд не попал.

На станции мы разгрузились в течение 2—3 минут, поротно, развернулись в цепи и пошли в наступление. Я на некоторое время задержался у поезда и руководил разгрузкой лошадей и повозок. Их тоже быстро, без всяких трапов, спустили на землю и направили в ближайшие дворы и укрытия у вокзала.

Вслед за нами прибыл еще один полк. Всего наступление повели пять пехотных полков и шесть кавалерийских. Их поддерживали огнем 57 орудий и две бронемашины.

На стороне мятежников было 10—12 тысяч человек и 1800 солдат и офицеров из 1-й Азербайджанской дивизии, составленной преимущественно из людей, служивших в мусаватистской армии.

Вскоре усилилась винтовочная и пулеметная стрельба с нашей стороны. Полк вошел в соприкосновение с повстанцами. Он наступал в первом эшелоне. Открыли огонь артиллеристы.

Мы оказались в новых для нас условиях. Между городом и станцией находились сотни небольших индивидуальных виноградников, огородов и садов, и каждый такой участок был огорожен каменными или глинобитными дувалами, своеобразными стенами. Для противника они служили исключительно удобными оборонительными укреплениями. Для нас же — препятствиями, взять которые можно было только с помощью артиллерии или штурмом. Но штурм был сопряжен с большими потерями.

С вокзала в город через все эти своеобразные крепостные лабиринты вела только одна дорога или улица. Противник держал ее под непрерывным ружейным и пулеметным огнем. Других дорог или проездов не было, вернее, — мы их не знали. В бой ввели и мой последний резерв, 1-й пулеметный взвод Тимофея Ермолаева. Я находился в одном из взводов на передовой. Правда, часто выходил в тыл, откуда проверял обеспечение боеприпасами пулеметов.

Кто-то передал, что меня вызывает командир полка. Я доложил о делах в пулеметной команде. После этого он познакомил меня с двумя командирами, которые окончили Астраханские пулеметные курсы и прибыли в наш полк для дальнейшего прохождения службы. Здесь же Каверина определили моим помощником, а Петрунина — командиром взвода, хотя пока вакантной должности не было. Каверину я поручил обеспечивать доставку патронов, а с Петруниным пробрался в 1-й взвод. Здесь действовало около шести пулеметов.

Самым трудным было столкнуть повстанцев с первых укреплений вблизи вокзала. Когда их выбили оттуда, наши войска, под прикрытием дувалов, стали, хотя и медленно, продвигаться вперед. Потери несли обе стороны. Мы применили гранаты для разрушения препятствий.

В середине дня тяжело ранило в ногу Тимофея Ермолаева. Командование взводом я передал Петрунину. Спустя некоторое время навестил Ермолаева в вагоне, приспособленном для раненых. Он громко стонал, скрежетал зубами, просил крепкого табака, хватался руками за спинку кровати, гнул ее на себя.

К вечеру мы достигли города Ганджа. На центральной площади захватили все орудия нашей дивизии. Часам к одиннадцати ночи полк вышел на противоположную сторону города. Из-за темноты и усталости преследовали повстанцев недалеко.

Подразделения провели ночь там, где она их застала. На следующий день на более опасных участках были оставлены заставы, а остальные подразделения сняты и отведены на отдых. Преследование врага продолжали только кавалерийские части.

Пулеметная команда разместилась на Елизаветинской улице в здании бывшей гостиницы «Лондон». Мы не досчитались многих своих как старых, так и новых пулеметчиков и командиров.

Состоялись похороны погибших. Ганджа разделяется горной речкой Ганджинкой на две неровные части — большую мусульманскую и меньшую армянскую. Это две вечно враждовавшие нации. Во время восстания один полк нашей дивизии стоял в армянской части города, своевременно занял оборону по реке Ганджинка и удержал свои позиции. Население помогало бойцам.

Ганджа — один из самых древних городов Азербайджана. Здесь сохранилось много памятников старины. Промышленности никакой не было. Правда, некоторая часть населения занималась выращиванием коконов для шелковой нити. Но это оказывалось под силу только зажиточной части населения. Была сильно развита торговля.

В городе много мечетей. Существовали старинные фанатические обычаи и обряды. Об одном хочется рассказать. Этот культ носит название «шахсей-вахсей».

Как-то вечером вскоре после подавления восстания мы услышали на улице сильный шум, крик и бой барабанов. Все вокруг осветилось факелами. Я подал команду тревоги и позвонил в штаб полка, откуда мне передали, что это идет какой-то праздничный обряд, вмешиваться нельзя и на улицу рекомендовалось не выходить.

Шествие двигалось по нашей улице, мы начали наблюдать из окон. Огромная масса мужчин, одетых в белые штаны и рубашки, построенная в колонну по 10 человек, с зажженными факелами, в ногу, под бой барабанов шла по мостовой и громко кричала: «шах Хусейн, вах Хусейн». В такт шага с полного размаха мужчины ударяли себя то одной, то другой рукой в грудь.