Павел Хадыка - Записки солдата

Это изуверское самоистязание в память о каком-то великомученике Хусейне продолжалось в течение трех дней. Наиболее фанатически настроенные участники, а некоторые за плату от богачей и духовенства первый день били себя руками в грудь, на второй день — специальными цепями по спине, а на третий — кинжалами в лоб. После такого «праздника» больницы оказывались переполненными искалеченными людьми.

В 1929 году правительство Азербайджана категорически запретило эти фанатические шествия и обряды как на улицах, так и в закрытых помещениях.

В Гандже мы много ели турецких орехов, их привозили повозками из гор. Недозревшие, они находились в скорлупе, как в футлярах. Скорлупа с внутренней стороны содержит какие-то дубильные вещества и сильно красит. Наши руки поэтому были окрашены и долго не отмывались.

На базаре было много помидоров. Их очень хорошо приготавливал мой помощник Каверин. Одессит, до революции беспризорный, он в 1917—1918 годах подростком торговал газетами. Был исключительно находчив, весельчак, знал много анекдотов. Очень быстро вошел в семью пулеметчиков и стал всеобщим любимцем.

Простояли мы в Гандже месяц. Полк нес гарнизонную службу и занимался учениями. Хорошо запомнилась стрельба из пулеметов в десяти — двенадцати километрах от города в горах. На стрельбе присутствовали командир дивизии М. Д. Великанов и командир полка. Попадания из пулеметов были точными. Многие пулеметчики получили тогда благодарности. В заключение провели стрельбу по мишеням одновременно из 20 пулеметов. Результат был исключительным.

В начале июля полк погрузили в вагоны и вновь перебросили к грузинской границе. Расквартировали в тех же аулах Дашсалаглы и Капаклы, а один батальон — в Караджемерлы.

Однажды я поехал к пулеметчикам, которые стояли в Караджемерлы. Аул этот находится в десяти — двенадцати километрах от станции Акстафа. И вот здесь я увидел невероятное. В ауле стоял классный железнодорожный вагон на колесах, под ним было только одно звено рельсов со шпалами.

Как попал вагон в аул? Один из местных жителей рассказал, что зимой 1917/18 года вагон доставили со станции Акстафа путем перестановки двух облегченных звеньев железнодорожных рельсов. Тянули его быки. Живет в вагоне очень важный мулла.

Здесь в районе Акстафы произошло большое событие в моей личной жизни. Во время проведения партийной декады или месячника меня вызвал комиссар полка и после беседы о моем прошлом и на другие темы предложил вступить в РКП(б). Должен сознаться, что в политических вопросах я тогда разбирался слабо. Лишь усвоил хорошо, что Октябрьская революция под руководством большевиков, во главе которых стоит В. И. Ленин, свергла царизм, буржуазию, помещиков и всю власть и богатства в стране передала народу. Вот за эту народную власть мы воюем. Меня вскоре приняли в ряды партии большевиков.

В конце сентября — начале октября полк снова погрузили в вагоны и по железной дороге направили в Дагестан. Прибыли в Порт-Петровск (Махачкала), а оттуда направились в Темир-Хан-Шуру. Из-за большой крутизны и изгибов железной дороги к паровозу цепляли только по шесть — восемь вагонов.

Пулеметная команда разместилась в здании бывшей женской гимназии. Темир-Хан-Шура (теперь Буйнакск) — маленький городок, но он был административным центром Дагестана. Здесь наш полк пополнили кубанцами и бывшими «зелеными».

Кстати, о гимназии. Здесь была хорошая библиотека, и я впервые прочитал «Войну и мир» Толстого. Затем стал читать все, что находил в библиотеке. Увлекся Толстым. После «Войны и мира» прочитал «Воскресенье», военные рассказы. Моя общеобразовательная грамотность началась со Льва Николаевича Толстого.

Вторым событием в Темир-Хан-Шуре было то, что ко мне в пулеметную команду впервые прибыл политрук. Фамилии его теперь не помню. До революции он работал приказчиком на каком-то рыбном промысле в Астрахани. После — администратором там же. Добровольно ушел в Красную Армию. Между нами как-то сразу возникли натянутые отношения. Но военная служба есть служба, нравится товарищ или нет, а приказ надо выполнять. После первого боя политрука перевели в стрелковую роту, и я потерял его из виду.

Наш полк состоял из двух батальонов. В 1-м батальоне было 350—400 человек, во 2-м — 200—250. Полковая артиллерия — четыре орудия, пулеметная команда — восемнадцать — двадцать станковых пулеметов. Конная разведка — шестьдесят — восемьдесят человек.

В начале октября были получены тревожные сведения из крепости Гуниб, которая находится в 115—120 километрах от Темир-Хан-Шуры, в глубине Кавказских гор. Через два-три дня в район Гуниба выступил 1-й батальон под командованием Бугрова. Батальон усилили двумя полковыми орудиями и восемью станковыми пулеметами. С пулеметчиками уехал мой помощник Каверин. Батальон благополучно прибыл в Гуниб, по пути были лишь небольшие стычки с повстанцами. Комбат проинформировал по телеграфу командование полка о положении в районе. Одновременно просил ускорить высылку продовольствия, так как на месте обеспечить им батальон нет возможности.

Вскоре под охраной конной разведки в Гуниб направили продовольствие и фураж. Из Гуниба навстречу транспорту выслали роту. Она и приняла транспорт. Конная разведка вернулась в Темир-Хан-Шуру. Но на следующий день из Гуниба получили неприятное сообщение: между аулом Хаджал-Махи и Георгиевским мостом, на последнем переходе к Гунибу, роту охраны разбили и продовольствие отняли. В Гунибе батальон находится на осадном положении.

Девятого или десятого октября из Темир-Хан-Шуры выступил 2-й батальон и все остальные службы полка. Через аулы Дженгутай, Урма и до Левашей мы прошли без боя. Но в ауле Леваши нас встретили враждебно.

Староста аула предложил разместить людей на ночь по домам. Но командование отказалось. Полк расположился в двух дворах на окраине аула и на каком-то пустыре. Часть пехоты и пулеметов расположили вокруг транспорта. Орудия сняли с передков. Все приготовили к бою. Ночь прошла в тревоге и почти без сна.

На предпоследнем переходе между Левашами и Хаджал-Махи нас несколько раз обстреливали с гор, но до аула дошли более-менее благополучно. Сильные бои развернулись по выходе из Хаджал-Махи и особенно у бывшей почтовой станции Салтынская.

Расстояние между Салтынской и Гунибом около пятнадцати километров, но путь нам преграждали Гергебильские горы с малодоступными вершинами, на которых засели повстанцы и метким огнем не давали возможности продвигаться вперед. Здесь сама природа создала удобное место для обороны. Нагромождение непроходимых гор, дикие ущелья, бездорожье. Впереди нас горы разрезает быстрая река Каракойсу, вдоль которой по левому берегу проложена на протяжении шести-семи километров полутуннельная дорога в Гуниб. Ширина ее четыре-пять метров. Дорога высечена в скале. Слева — стена с закруглением вверху, а справа — река Каракойсу с пятидесяти — шестидесятиметровым обрывом в глубину. Только слышно — где-то внизу шумит река, а воды не видно.