Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

Злобич едва сдерживался. Так и хотелось выхватить из кармана пистолет и одной пулей рассчитаться с этим человеком. А Бошкин хвастался своим положением при новом, установленном оккупантами, порядке. Надя попыталась было уйти от него, но он, преграждая ей дорогу, не умолкал. Ненависть Бориса разгоралась. Он вынул пистолет и стал ждать, когда Надя хотя бы шага на три — четыре отойдет от Федоса. Тогда можно было бы стрелять, не опасаясь за нее.

Но вдруг за садом, неподалеку от деревни, вспыхнула перестрелка. Она была интенсивной, как при внезапном боевом поединке. Что там такое? Борис вскочил на ноги и пристально, как если бы и в самом деле мог разглядеть что-нибудь сквозь кустарник, впился взглядом вдаль. Бошкин кинулся в сторону огородов. Он так бежал, что по лозняку пошел треск.

Борис и Надя поспешили к бане. Остановились в кустах, недалеко от дорожки, идущей вдоль огородов, стали вглядываться. Стрельба утихла, и в наступившей тишине где-то на выгоне послышалось гулкое тарахтение колес. Шум колес привлек внимание и Федоса, бывшего уже на полпути к деревне. Он остановился и тоже стал вглядываться. Поглядел с минуту и вдруг устремился наперерез пароконной повозке.

— Да это же староста! — оторвав на мгновение взгляд от дороги, проговорил Борис.

Действительно, это был староста. Он стоял на коленях в передке рессорной повозки и обеими вожжами люто хлестал и без того взмыленных лошадей. На голове у старосты не было шапки, и космы волос бились на ветру. Видно, он был здорово напуган, если не решился искать себе пристанища в деревне. Заметив Федоса, Игнат придержал лошадей, дал возможность сыну вскочить в повозку и потом с прежней яростью задергал вожжами. Он что-то кричал, то и дело поворачиваясь к сыну.

— Хорошо, что я не соскочил следом за ними, а хлестнул коней — и удирать… — только и донеслось до ушей Бориса и Нади.

Бошкины промчались мимо огородов и повернули на большак, к Родникам.

На следующий день после короткой, но бурной перестрелки на окраине Нивы в деревню приехал отряд гитлеровцев и полицейских, около ста человек. Они окружили Ниву, на выгонах и огородах выставили патрули. Подводы остановились на площади возле колхозного клуба. Только две повозки поехали вдоль улицы. На первой сидели комендант района фон Рауберман, переводчик и возница-солдат. На другой — начальник полицейского отряда Язэп Шишка, денщик коменданта Ганс и Федос Бошкин. Сын старосты, нахмурив брови, выставил вперед длинную французскую винтовку, направляя ее то на один, то на другой ряд деревенских хат, словно ему оттуда грозила опасность. Особенно он напыжился, когда проезжал мимо двора Яроцких — может, выглянет в окно Надя, так пускай еще раз убедится, что он немаловажная персона… Но в окне никого не было. Он встретился с Надей, когда уже миновали ее двор. Она неожиданно показалась из улочки, неся от колодца два ведра воды. Ей надо было перейти дорогу, но она задержалась, стояла и ждала, пока проедут повозки.

Федос повернулся к начальнику отряда Шишке и попросил:

— Разрешите отлучиться на минутку?

Шишка строго покосился и, немного выждав, сдержанно, словно нехотя, кивнул головой. Он хотя и был заинтересован в Федосе, рассчитывал сделать его своим зятем, тем не менее обращался с ним сурово и требовательно. Ему казалось, что требовательность, а иной раз и придирчивость заставят Федоса быть покорнее и услужливее, вызовут желание породниться, чтобы снискать постоянную благосклонность и покровительство начальства.

Федос соскочил с повозки и подошел к Наде.

— Добрый день, моя спасительница.

— Я? Спасительница? Каким образом? — вместо ответа на приветствие удивленно спросила девушка и даже отступила немного назад.

— Каким образом? Очень просто. Хлопцы меня тащили с собой делать обыск. Но тут как раз случилась ты со своими гусями. Магнит. Я не поехал, пошел за тобой. А если б поехал? Представляешь, что было бы?

Надя молчала: вот как все истолковал Бошкин! Заметив на площади множество полицейских повозок, она с тревогой подумала о Борисе.

— Федос! Где хата твоего отца? — закричал с первой повозки переводчик.

— Вон там… где клен под окном. Бегу! — ответил он и уже на ходу бросил Наде через плечо: — Постараюсь позже зайти.

Она не слышала этих слов. Чувствуя себя униженной его благодарностью, она так заспешила домой, что вода стала выплескиваться из ведер.

Дом Бошкиных стоял на пригорке, неподалеку от выгона. Не сровняться ему с теми домами, что в предвоенные годы выросли в Ниве, а когда-то этот дом с кирпичным фундаментом и черепичной крышей был одним из самых видных в деревне. И не только дом, а весь Игнатов двор. А потом события неожиданно все изменили. Игнат, человек пронырливый, хитрый, с помощью своего брата, жившего где-то в городе, разобрался в сути новых событий и безжалостно стал расправляться со своим хозяйством: часть тайком переправил к брату в город, что удалось — продал, что просто уничтожил, а что сплавил к своей сестре Хадоре. Когда пришли его раскулачивать, он со всей семьей уже ехал в поезде в далекий город к брату. Как протекала дальше у него жизнь, жители Нивы не знали, как не знали и того, куда исчез Игнат. А он, свив в городе себе гнездо, стал кладовщиком одного продуктового склада. Правда, и на новом месте ему не повезло: сначала он потерял покровителя — брата, которого осудили как вредителя, а потом и сам попал в тюрьму за спекуляцию.

В Ниве тем временем шла бурная жизнь. Односельчане уж и забывать стали, что был когда-то такой Игнат Бошкин. Только изредка, заходя по делу в этот дом, где колхозники устроили шерстобитню, кое-кто бывало вспомнит вдруг Игната.

И вот, как только район заняли гитлеровцы, нежданно-негаданно в деревне появились Бошкины. Сначала притащился один Игнат, как бы на разведку. Через Хадору стало известно, что он пришел из тюрьмы, вернее удрал из-под конвоя, когда на станцию, где работали заключенные, налетели фашистские бомбардировщики. Игнат пробыл в деревне два — три дня и исчез. Но вскоре снова вернулся, и уже не один, а с женой. Не хватало только Федоса, но и тот через некоторое время появился. Был он в красноармейской форме и открыто говорил, что дезертировал с фронта.

Так в этот дом на пригорке вернулись его прежние хозяева.

Повозка остановилась под кленом. Игнат выбежал из дому навстречу гостям. Сняв фуражку с блестящим лакированным козырьком, он низко поклонился начальству. Ему хотелось сердечно приветствовать господ, он даже вытер свою ладонь о штаны, но руку протянуть почему-то не решался. Это заметили комендант и переводчик, а также начальник полицейского отряда. Они решили доставить старосте удовольствие (лучше служить будет!) и один за другим важно протянули руки. Игнат угодливо склонял свою высокую фигуру в торопливом поклоне.