Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

— Кузьма Михайлович! — крикнул Сенька Гудкевич из соседней комнаты. — Сводка Информбюро!

— Уже? Бегу! — он вскочил со стула и заторопился в комнату к радистам.

В приемной Камлюка собиралось посетителей все больше и больше — люди разных возрастов, из разных деревень. И заботы, что привели их сюда, у каждого были свои. На двух скамейках вдоль стены не осталось ни одного свободного места, и некоторым пришлось стоять. В комнате было накурено. Какая-то девочка лет тринадцати, которую привел сюда Змитрок Кравцов, задыхалась от кашля. Сенька Гудкевич поднялся из-за небольшого столика, стоявшего в углу возле кабинета Камлюка, и отворил окно. Девочка с благодарностью взглянула на него и, опершись на подоконник, стала жадно дышать свежим воздухом. Кашель ее уменьшился, а вскоре и совсем утих. Она стояла возле окна между Змитроком Кравцовым и какой-то женщиной с сумочкой и смотрела на огороды, на одинокую березу с гнездом аистов. Послеобеденное солнце золотило ее каштановую головку своими ласковыми лучами.

Люди вопросительно поглядывали на дверь кабинета. Уже прошло минут двадцать, как должен был начаться прием посетителей, и вот — задержка. Но что поделаешь, если Камлюк занят каким-то неотложным делом. Сидящие в приемной видели, как около часа тому назад к зданию райкома галопом подскакали два партизана. Всадники не вошли, а влетели в кабинет к Камлюку. А вскоре, после нескольких телефонных звонков, через приемную к Камлюку прошли Струшня, Мартынов и еще какие-то партизаны.

— Этих всадников я знаю, они из отряда Поддубного, — наклонившись к Кравцову, сказал старый Малявка. — Говорят, штук двести фашистов напало на их отряд со стороны железной дороги. Сегодня ночью…

— Да, стычек этих в последнее время много, — ответил Кравцов. — И не у одного Поддубного.

— Правда, братец, чистая правда! А что было на днях у нас, под Выгарами? Там ведь от Гроховки нажимала целая дивизия фашистов. Пять деревень сожгли, свирепствовали, как звери. И все равно: партизаны заманили их в лес, а потом — в клещи и разгромили!..

— Тяжело теперь вам, погорельцам.

— И не говори. Живем в шалашах, землянки стали строить…

В комнату вошел высокий рыжебородый мужчина, из-под козырька его кожаного картуза поблескивали черные строгие глаза. Мужчина остановился у порога и стал рассматривать людей, будто разыскивая знакомых.

— Из деревни Травна… Отец Калины, командира партизанского отряда. Когда-то я служил с ним в одном полку, — сказал Малявка Кравцову и, поднявшись со скамейки, подошел к старому Калине. — Здорово, Прокоп.

Старики пожали друг другу руки и разговорились. Кивнув головой в сторону кабинета, Калина спросил:

— Струшня тут?

— Тут.

— Вот это хорошо. Может, с двумя начальниками сразу побеседую, гляди, одним махом и покончу со своей заботой… — старый Калина разгладил бороду и продолжал: — Был в райисполкоме… Немного опоздал на прием к Струшне. Там сказали, что он сюда пошел, а после этого будто сразу в какой-то сельсовет поедет.

— Да, у них работы — во! — Малявка провел ребром ладони по своему горлу. — И воинские дела, и хозяйство района, и всякая всячина…

Вдруг все разговоры прекратились: открылась дверь, и из кабинета вышли несколько партизан во главе с Мартыновым. Хмурые и озабоченные, они молча прошли по приемной и скрылись в коридоре. Вслед за ними на пороге кабинета показался Камлюк. Окинув посетителей быстрым взглядом, он проговорил:

— Что ж, начнем, товарищи!

Он вернулся в кабинет и обратился к Струшне, который стоял у карты и разглядывал линию фронта:

— Давай, Пилип, к столу. Отпустим людей — и отправимся в район вместе…

Первой вошла женщина с сумочкой, заведующая одним из самых отдаленных врачебных участков. Больше десяти лет она работала в Калиновском районе. Камлюк и Струшня ее хорошо знали.

— Присаживайтесь, Ирина Адамовна, — Камлюк указал рукой на кресло у стола. — Записку вашу вчера получил. Расскажите подробней об этой истории…

— В деревнях нашего сельсовета, — начала Ирина Адамовна, поглядывая то на Камлюка, то на Струшню, — позавчера мы выявили десять очагов заболевания сыпным тифом. Сегодня вспыхнули еще два… Мы выяснили, откуда появилась эта зараза: ее занесли фашисты, когда шли со своей дивизией. Отступая из района, они умышленно заразили людей.

— Ну и подлецы! — не удержался Струшня, гневно повернувшись на стуле. — В боях не могут справиться с нами, так вот что затевают…

— Мы изолировали больных, на деревни, где очаги тифа, наложили карантин, установили санпосты. Сейчас проводим медосмотр населения, объявили декадник по наведению чистоты в деревнях, — Ирина Адамовна сделала короткую паузу и затем продолжала: — Но этого далеко не достаточно. У нас очень мало препаратов, а дезинфекционных средств совсем нет. Не могут выручить нас в этом и другие врачебные участки.

— Им самим надо послать кое-что, — отметил Струшня. — Противотифозные мероприятия на всякий случай следует провести во всех деревнях.

— Обязательно! — поддержал Камлюк и, найдя в кипе бумаг записку Ирины Адамовны, сказал: — Вы писали здесь, каких препаратов и сколько вам требуется… А достаточно этого?

— Маловато. Но где же больше взять? Хоть бы столько…

— Будет больше, — Камлюк вырвал из блокнота листок и, написав на нем несколько слов, протянул Ирине Адамовне. — Зайдите на склад… Кое-что выберете там. Мы уже радировали в Москву об этом случае. Сегодня ночью к нам высылают самолет с препаратами. Дальше. Заведующего отделом здравоохранения послали в областной подпольный центр. Он привезет оттуда специалиста по борьбе с тифом. Пришлем к вам в помощь врачей из других сельсоветов. Так, Пилип Гордеевич?

Струшня в знак согласия молча кивнул головой. Ирина Адамовна поднялась с кресла, стала прощаться:

— Спасибо. Вы меня ободрили…

На пороге показался Прокоп Калина. По-стариковски переваливаясь с ноги на ногу, он медленно подошел к столу.

— Ленинград — в блокаде, Калиновка, можно сказать, тоже в блокаде… Посоветуйте, что же нам, садоводам, делать?

Камлюк и Струшня дружески улыбнулись: они знали, о чем беспокоится старый Калина. Оба сразу вспомнили предвоенные годы, когда из Калиновщины каждое лето вывозились в Ленинград тысячи ящиков яблок.

— Садитесь, дядька Прокоп, посоветуемся, — посмотрел Камлюк на Калину теплым взглядом.

— Ночи не сплю — думаю… Пятьдесят гектаров сада. А какой урожай! Под каждой ветвью по две — три подпоры. Партизанам сдали около пяти тысяч пудов яблок. Выгаровцам подарили пудов пятьсот — погорельцы ведь. А что дальше? Конечно, кое-как рассовать продукт можно, но разве это порядок? Надо все устроить с толком. Ведь продукт-то какой! Вот попробуйте сами, — старик вынул из карманов своего пиджака несколько яблок и груш и положил их на стол.