Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

— Что ж, будем рассеивать, — не выдавая своего внутреннего волнения, проговорил Злобич.

Его спокойствие я уверенность понравились Камлюку. Вот так, вероятно, и все партизаны встретят весть о новых боях: спокойно и сурово. Люди, воюющие каждый день, принимают такие новости как неизбежные. Конечно, если бы не этот нажим вражеских дивизий, Камлюк поставил бы теперь перед Злобичем другую задачу, о чем уже шел разговор в высших инстанциях.

— В Центральном штабе предполагали твою бригаду послать на запад.

— Зачем? — оживился Злобич.

— Рейд через всю Белорусь в район Белостока. Надо там помочь населению развернуть партизанское движение.

— Хорошо бы! — глаза Злобича радостно блеснули, он на мгновение задумался и потом мечтательно произнес: — Рейдированье — сильная штука!

— Безусловно! — подхватил Камлюк. — Этот метод проверен в боях на любой территории — и на степных просторах, и в лесах. Но и другие методы партизанской борьбы не хуже. Все партизаны — и те, кто совершает далекие рейды, и те, кто всю войну борется на территории одного или двух — трех районов, — делают большое дело. Помнишь, весной этого года через наш район проходила из соседней области бригада Павла Блискуна?

— А как же, помню.

— Так послушай о нем. Ты знаешь, что эта бригада долгое время жила у нас. Она ела наш хлеб, через наши аэродромы получала боеприпасы, находила приют в наших деревнях и борах, не раз выручалась нами в боях — словом, была окружена вниманием и заботой. Что ж, мы своим друзьям рады помочь, у нас народ щедрый и приветливый. Но каким неблагодарным человеком оказался Блискун! На прощание он заехал ко мне и Струшне. Подвыпив, наговорил нам много гадостей, вроде того, что только он настоящий партизан, потому что рейдирует, не сидит на месте, а нас поносил, осуждал всю нашу тактику, говорил, что мы не воюем, а только по лесам и болотам прячемся.

— Какой же он глупец! — не выдержал Злобич. — А разве тактика, при помощи которой мы разгромили врага в своем районе, плохая? А разве с боями пробираться на задания за десятки и сотни километров от Калиновщины и потом с боями возвращаться назад — не рейдированье? Мы со всякой тактикой знакомы и при всякой тактике имеем успехи. Как ему не стыдно?!

— Ему-то потом и стало стыдно. На следующий день, проспавшись, он прибегал просить прощения, — Камлюк усмехнулся и пристально взглянул на Злобича. — Рассказываю тебе о Блискуне в назидание! С этой же целью скажу тебе и еще об одной вещи. В условиях Белоруссии глубокие рейды надо проводить с особенным умением. У нас на каждый район приходится по крупному соединению. Что получится, если неумело пустить эти стотысячные массы в глубокие рейды? Может получиться толкучка и суета. Вот почему организованность — и дисциплина во время рейдов — основная забота. И еще — согласованность, координация действий с партизанами, через район которых приходится проходить. Надо уважать этих партизан, не злоупотреблять их доверием и не ставить свои интересы выше их интересов. Ибо они могут сразу же образумить, если задерешь нос и начнешь куролесить, — Камлюк откинулся на спинку стула и, слегка стукнув ладонью по столу, добавил: — Помни обо всем этом, Борис Петрович. Это может пригодиться, если тебе придется пойти на Белосточчину… Сперва такая команда была, но потом отложили, узнав, что на наш район надвигается большая гроза. — Камлюк вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул: — Слушай, чуть не забыл, поклон тебе от Гарнака.

— Письмо прислал?

— Да. И Ковбецу кланяется, передай ему. Еще раз благодарит за удачную операцию. Сообщает, что выписался из госпиталя, работает в Центральном партизанском штабе. Жалеет, что по состоянию здоровья его сюда не пускают.

В комнату вошел Струшня. Он молча и как-то многозначительно пожал Злобичу руку и обратился к Камлюку:

— Можно начинать совещание, Кузьма, Из отрядов все прибыли.

— А председатели сельсоветов?

— Двух пока нет.

— Минут через пять начнем. Вот только побеседуем с Борисом Петровичем. Присаживайся, Пилип, — сказал Камлюк и, взглянув на Злобича, склонился над картой. — Ну, докладывай, где там у тебя силы врага концентрируются. Нанесем их на карту — видней будет мишень…

Совещание заканчивалось, когда в комнату вошел радист и передал радиограмму.

— Из бригады Злобича весть, — Камлюк взглянул на присутствующих и потряс радиограммой. — Как мы и ожидали, гитлеровцы начали наступление. Одна их группа, основная, ломится по родниковскому большаку, а вторая, параллельно первой, — по дороге Бугры — Выгары. Как видите, противник торопится… Задачи каждому понятны?

— Понятны, — послышалось несколько голосов.

— Значит — в бой, товарищи!

Злобич задержался. Вместе с Камлюком, Струшней и Мартыновым он еще с полчаса просидел над развернутой на столе картой, согласовал свои планы и только после этого покинул штаб.

Вскочив в седло, Злобич с места пустил коня галопом, пронесся по окраине Калиновки и выехал на большак. Длинноногий, легкий на бегу молодой жеребец, вытянув шею, стремительно летел вперед. Злобич перевел коня на рысь только тогда, когда почувствовал, что связные далеко отстали от него.

— Вы что — на волах едете? — набросился он на них, когда те подтянулись.

Партизаны молчали. Им памятны были слова комбрига о том, что хорошие связные должны ездить быстрее своего начальника. Правда, сказано это было мимоходом, почти шутя, но после того разговора связные несколько раз меняли своих лошадей, подбирая хороших рысаков. Меняли много — и все напрасно, потому что, какую бы лошадь они ни выбрали, она все равно не могла угнаться за быстроногим жеребцом комбрига. По этому поводу Злобич иногда подшучивал над связными, но часто, когда обстановка требовала быстрой езды, шутки его были невеселые…

Так было и теперь.

Дальше поехали крупной рысью. Время от времени сдерживая своего коня, пытавшегося перейти в галоп, Злобич внимательно прислушивался к стрельбе, смотрел на восток, где свет ракет колыхал предутреннюю мглу.

Конь проскочил мимо трех сосенок и вдруг с большака повернул на узкую полевую дорогу, ведшую к Ниве. Злобич осадил его, потрепал по шее и прошептал:

— Ах ты, умница! И мне хочется этой дорожкой, но… не получается.

Он вспомнил радиограмму, слова о том, что основные силы противника ломятся по родниковскому большаку… Об этом убедительно свидетельствовала и доносившаяся от Родников стрельба. «Полевой дорогой, — думал Злобич, — гитлеровцам трудней продвигаться, но если они прорвутся на большаке, районный центр сразу окажется под большой угрозой».

— В Смолянку… в штаб поедем, товарищ комбриг? — услышал он голос Турабелидзе.