Николай Кожевников - Гибель дракона

— Ты не слышал... Лин-тай родила?

— Двоих, — Михаил отвернулся.

— Ну? — глаза Ван Ю остекленели: в голосе Михаила он учуял тревогу.

— Умерли. Лиза говорила... А двое старших живы...

Голос его дрожал, пальцы беспомощно теребили траву. Он почувствовал себя виновным в смерти этих детей. Не он убил. Но мог помочь, а не помог. Лин-тай болела, у нее пропало молоко. Японцы увели козу. Но тогда он, Михаил, не думал о других...

— Однако спать пора, — Ван Ю подбросил хворосту в костер. Лицо его застыло, как маска. — Мне завтра идти рано.

— Куда? — невольно вырвалось у Михаила.

— Далеко.

«Кто нам поможет? — тоскливо думал Ван Ю. — Какими муками оплатит враг смерть детей? Разве найдутся такие муки? Сквозь огонь, сквозь смерть, но он дойдет до конца пути. Мертвым, но вернется мстить!»

Михаил сидел у костра, наблюдая, как пламя жадно охватывает сухие ветки. Вместе с дымом летели в небо невесомые искры.

Утром Михаила разбудил шорох. Ван Ю, напевая, собирался. Прислушавшись, Михаил разобрал слова:

— Тебе дорога дальняя, — сказал Ван Ю. — Вот котелок возьмешь, ложку и... — он остановился в нерешительности, — и силки, — подал несколько сплетенных из конского волоса тонких петель. — Будешь птицу ловить — сыт будешь. Но... лучше вернись. Дорога дальняя. Трудная. Пропадешь, — спокойно проговорил он, словно беседа шла о самых обыденных вещах. — Гора круче будет. Потом перевал пройдешь. По шоссе пятнадцать километров, а прямо — восемь. Но они покажутся за восемнадцать. По стене полезешь. За корни хвататься будешь. А можешь и по шоссе... Не боишься японцев — пройдешь.

— А за перевалом? — жадно и торопливо набросился Михаил.

— За перевалом лесом все на восток и на восток. Три ручья перейдешь. Еще один перевал. И придешь, куда хочешь.

— К партизанам?

— Я сказал: куда хочешь. Шесть дней идти будешь — если по шоссе, девять — если по тропинкам. Только идти шибко надо. Костер жечь — в чащу лезь. Может быть, — улыбнулся, — жень-шень найдешь.

— Спасибо, друг! — Михаил сжал ему руку. — Век не забуду!

— Зачем век? — улыбался Ван Ю. — До нового года помнить будешь — и то хорошо. Шибко хорошо! Шанго! — и, не добавив ни слова, скрылся в лесу.

Шел он широким, упругим шагом привыкшего к дальним переходам человека. «Нельзя не указать ищущему путь к правде, — думал он. — Сильный — он все равно нашел бы. Слабый — стал бы врагом. Дойдет Мишка — хорошо! Боец будет. Японцев не любит. Правды ищет...» Когда Ван Ю придет в Советский Союз, он скажет: «Мы боремся за правду. Вы побороли зло. Помогите нам. Если вы не поможете, куда нам идти?

Кто, кроме вас, поможет? У вас не было ничего — теперь все. У нас нет ничего — мы люди будущего. Так учил Ленин, так учит партия...» Скорее бы дойти до Хайлара! Увидеть отца, жену, ребятишек... Но кто, начиная путь, уверен, что ничего с ним не случится в дороге? Умный всегда готов к опасностям. Тогда они не страшны.

Старший представитель торгового дома «Гонмо и К°» готовился к отъезду. Вещи были уложены в маленький коричневой кожи чемоданчик с двойным дном.

— Ну-с, дорогой Айронсайд, — начал старший, доставая бумажник, — ваши текущие расходы я покрою. Впредь будьте экономнее.

— Слушаюсь, — покорно ответил Айронсайд-Гонмо. — Но, господин подполковник, материал стоил затраченной суммы.

— Не спорю, — довольно сухо прервал подполковник. Жирные складки собрались на его лбу. Нижняя челюсть, тяжелая и мощная, как у бульдога, выдалась вперед. — Предупреждаю, будьте экономнее. А там... — и многозначительно взглянул на Айронсайда, — я постараюсь, чтобы ваше производство не затянулось. Полагаю, что вы досто...

Гулко ухнул выстрел. Подполковник мешком свалился в кресло и съехал на пол. Судорожно дергая руками, он словно хотел собрать рассыпавшиеся по полу деньги. Брызги крови попали на белоснежную скатерть. Айронсайд кинулся к двери, рывком распахнул ее, но, получив тяжелый удар в лоб, отлетел в сторону. Споткнувшись, он упал, ударился лицом о подлокотник кресла. Оглушенный, с залитыми кровью глазами, все же успел вынуть револьвер. Но человек, вставший над ним, с размаху ударил его ножом в спину. Коротко охнув, Айронсайд выронил револьвер и затих.

Сысоев вытер нож о скатерть. Потом опустился на колени и обыскал трупы. У старшего он взял бумажник и сунул себе в карман. Собрал деньги, рассыпанные по полу. Заметив чемоданчик, открыл его и, покопавшись, ничего не нашел, кроме кучи никуда не годных тряпок. Вспомнив, однако, наказ атамана, взял чемодан под мышку. Подручные Сысоева чуть не подрались из-за широкого золотого кольца с крупным камнем, снятого с руки толстяка. Вынули часы. Старательно выгребли из буфета все съестное, разломали дверки, разбили ящик с товаром и раскидали куски материи по всей комнате. Придирчиво осмотрев их работу, Сысоев бросил между столом и буфетом паспорт и приказал собираться. Ему показалось — Айронсайд пошевелился.

— Живуч, проклятый, — шепотом выругался он и снова полез за ножом.

На улице свистнули. Забыв об Айронсайде, Сысоев выбежал из комнаты. Перепрыгнув через низенький заборчик, влез в машину...

Когда все стихло, Айронсайд открыл глаза. В комнате было светло. Он застонал и тихонько полез к полуоткрытой двери.

Над Хайлар-хэ стоял низенький домик, окруженный кудрявыми вязами. Маленький огородик перед домом был засажен огурцами, растянувшими плети по невысокой изгороди. Широкая асфальтированная дорога, шедшая от моста, огибала дом. Незамеченным к домику подойти было нельзя. Поэтому и облюбовал его для встреч атаман Семенов. За поворотом дороги находилась стоянка рикш, и можно было, не вызывая подозрений, уехать отсюда в любой конец города.

У атамана выдалось беспокойное утро. В Хайларе он встретился с некоторыми представителями БРЭМа [3] БРЭМ — Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии, антисоветская организация, созданная японской разведкой в 1934 году для объединения под своим руководством проживавших в Маньчжурии белоэмигрантов для борьбы против Советского Союза. . Радоваться было нечему. Людей не хватало. Все просили денег.

Нерадостные известия принес о настроениях в своем корпусе генерал-лейтенант Бакшеев. Его старческое, землистого цвета лицо с впалыми щеками и узенькими щелочками чуть раскосых глаз ни на минуту не теряло выражения злобы и испуга. Совсем недавно пять человек убежали в горы с оружием. Трое из них успели спрятать семьи. Один из сбежавших — офицер! На носу война, а корпус небоеспособен, если даже офицеры... Лицо атамана наливалось темной кровью.

Генерал-майор Власьевский, вздыхая и поеживаясь, рассказал о поимке советскими пограничниками трех лучших, проверенных диверсантов. Он нервно кусал тонкие, вытянутые в ниточку губы.