Николай Равич - Молодость века

— Кто еще из анархистов у Махно? Назовите-ка наиболее активных людей из его штаба…

— Махно и его отряды не имеют сейчас соприкосновения с нашими частями. Они находятся в кольце между петлюровскими и деникинскими войсками. Поэтому точных сведений нет…

— Никаких сведений нет?

— Сведения поступают отовсюду, следовательно, и из этого района. Вопрос в том, насколько они достоверны. По нашим данным, туда выехал анархист Волин на должность так называемого «председателя Реввоенсовета повстанческо-революционной армии». Прибыла туда Маруся Никифорова; у нее — ярко антисоветская окраска. К Махно присоединились Черняк с боевой группой, Венгеров, Карпенко. Но не они определяют действия махновского штаба. В штабе работают Белаш, Каретников, Попов, Марченко…

Молчавший до сих пор Подвойский сказал:

— Вас трудно понять. Махно дерется с Деникиным и Петлюрой, к нему в качестве политических руководителей едут идейные анархисты. Судя по нескольким номерам газеты его штаба «Путь к свободе», это такой же орган анархистов, как и харьковский «Набат»…

— Анархисты занимаются теоретическими дискуссиями и уверяют Махно, что он совершит «третью всемирную анархистскую революцию», а практическим делом занимаются бандиты. Это — бывший левый эсер Д. И. Попов, поднявший антисоветское восстание в Москве. В его штабе, особенно в знаменитой «контрразведке», имеются уголовные бандиты: Чередняк, Скорпионов и Володин, по-видимому, связанные с белыми, Яков Глагзон, Цинципер, Левка Задов, он же Зиньковский, имеющий множество уголовных судимостей, его брат — Д. Задов, Чалдан и другие. Там есть даже два бывших германских офицера, ранее проживавших в России…

— Думаю, что это непроверенные сведения. Почему они примкнули к Махно?

— Немецкий генеральный штаб предусмотрителен и, несмотря на поражение, изучает опыт войны. Их интересует тактика партизанской войны…

— А если Махно ликвидировать?

— Для этого нужно изменить экономическую политику в деревне и создать специальную конную армию…

Вдруг Антонов вскочил и посмотрел на меня в упор.

— Вы только что говорили, будто махновские отряды небоеспособны…

— Части Махно имеют свои сильные и слабые стороны. Они не пригодны для регулярной войны и выполнения сложных задач. Сильная их сторона заключается в большой маневренности. Отдельные отряды, даже разбитые, рассеются по деревням и через час превратятся в обыкновенных крестьян. На другой день они могут снова собраться и возродиться, как Феникс из пепла, в виде воинской части. Отряды Махно, меняя лошадей у крестьян, могут делать переходы до ста верст в день, и ни одна кавалерийская часть их не догонит. Во многих деревнях у Махно есть подпольные органы — «пункты сбора и донесений», через которые проходящие отряды махновцев получают информацию и директивы. Связными служат старики, подростки, девушки… Для того чтобы ликвидировать махновское движение, кроме мер экономических, нужно оцепить огромный район, прочесать и обыскать каждую избу, все леса…

Подвойский, пройдясь по вагону, подошел к столу.

— Владимир Александрович, я не понимаю, какое все это имеет сейчас практическое значение? Есть определенная директива: третьей Заднепровской дивизии идти через Синельниково на Екатеринослав для соединения с Махно. — Потом обратился ко мне: — Вот я и хочу выяснить дело до конца. Почему вы думаете, что идейный анархист, вроде Махно, не может стать коммунистом?

— Махно не такой человек, который может подчиниться партийной или воинской дисциплине. Он анархист, не по убеждению, а по характеру…

Видимо, Подвойского больше интересовал другой вопрос, и он его задал:

— Есть ли у вас точные данные о том, что делается в Одессе?

— Нет. Сведения все время меняются. Фактически для получения необходимой информации нужно переходить два фронта: петлюровский и линию примерно от Тирасполя через Бирзулу, станцию Мартыновка и далее до Николаева и Херсона. От Одессы войска союзников продвинулись, как вам известно, на сто — сто пятьдесят верст. При этом трудно сказать, где расположены советские повстанческие отряды и где идет разграничение между петлюровскими и союзными войсками. Когда наши части возьмут Киев, данные будут на каждый день…

Николай Ильич погладил бородку и опять прошелся по вагону…

— Другими словами, вы хотите сказать, что у союзников нет никакого оперативного плана…

— Есть. И он вам, вероятно, известен. После высадки союзников в Новороссийске двадцать третьего ноября на совещании в Бухаресте под председательством Бертелло был намечен план общего наступления на Москву по трем направлениям: из Одессы, Херсона и Николаева через Киев и Калугу; из Севастополя через Харьков и Курск; из Мариуполя через Купянск — Воронеж и Рязань. Возможно еще одно направление — польское — из Вильно на Минск — Жлобин — Гомель… Ведь Пилсудский уже вел переговоры с Петлюрой во Львове…

Вдруг Антонов рассмеялся так громко, что я покраснел, мучительно соображая, что же сказано мною смешного…

Он подошел, хлопнул меня по плечу и спросил:

— Сколько вам лет?

Я ответил.

Он улыбнулся уже мягче.

— А не назначить ли вас верховным главнокомандующим вместо Вацетиса?..

Я обиделся и решил больше не говорить ни слова.

Подвойский почувствовал мое состояние.

— Не хотите чаю? А? Чего это вы покраснели и надулись? Чем черт не шутит! Мы переживаем величайшую из революций, которая выдвинет немало полководцев. Плох тот солдат, который не надеется стать маршалом…

Домой я вернулся уже ночью. К моему удивлению, в столовой были зажжены все люстры. За столом я увидел Юрия Саблина, одетого с иголочки в военную форму, розовощекого, веселого и возбужденного. А рядом с ним очень красивую блондинку. Ее волосы, цвета спелой ржи, были распущены; длинные ресницы прикрывали огромные славянские глаза, мерцавшие, как изумруды. Она была в халате, и ее открытая шея и руки поражали белизной кожи и правильностью линий. Все последнее время я был поглощен с утра до ночи своей работой. Товарищи посмеивались над тем, что я не признавал ни спиртных напитков, ни женского общества.

Немного растерявшись, я сказал:

— Как вы сюда попали?

— По ордеру, — ответил он. — Так же, как и вы. Познакомьтесь — это моя жена…

Я, конечно, знал, что Саблин был арестован после левоэсеровского мятежа вместе с Марией Спиридоновой. Но, в отличие от нее, он отрицательно относился к этой авантюре. Приговоренный к короткому тюремному заключению, он уехал на Украину, по-видимому, не без ведома партизанского отдела Полевого штаба. Сформировав крестьянский партизанский отряд, одним из первых вступил он в Харьков. Жена его была актрисой какого-то театра. На столе стояли вино и закуски; оба они немного выпили, и ее, видимо, забавляло мое смущение.