Николай Равич - Бактриана [Затерянные миры. Т. XXII]

Дорога шла отвесно, прямой линией спускаясь с горы. Тахтараван — разукрашенный ящик с бубенцами — был укреплен на двух палках.

Передняя лошадь оседала на задние ноги — ящик почти врезался ей в круп. Палки, привязанные к хомуту, задевали и натирали бока. Камни осыпалась под копытами. Задняя — крупная кобыла золотой масти, — упиралась всеми четырьмя ногами, медленно скользя в оседающей каше земли, камней и щебня.

За тахтараваном ехали пять всадников: два европейца и три афганца. За ними цокали копыта невидимых за поворотом лошадей — караван был большой.

Солнце зашло, и ночь сменила день: в пустыне вечеров не бывает.

Показались первые бледные звезды, заплакал шакал, из-за вершины гор показалась луна. Караван спускался с горы. Голова его исчезала в расщелине, хвост терялся во мраке и только в середине лунный блик, прорываясь сквозь горную щель, освещал появлявшихся и исчезающих всадников. Блестела сталь копий и штыков, развевались зеленые, белые и желтые чалмы, раздавался храп коня, гортанный крик человека, звон цепей, соединявших вьюки.

Ночь жила невидимой жизнью: поспешно убегал шакал, шипела змея, уползая в камни, гепард следил светящимися глазами за движением теней, вдыхая запах лошадиного пота.

На фоне открывшейся долины, плоской, как тарелка, зубчатым профилем чернели стены рабата. Огромные чугунные ворота его были увенчаны башней. На ней недвижимо стоял часовой.

Медный и тонкий звук трубы прорезал ночную тишину. Тотчас же раздались крики команды, и кони вытянулись в одну ленту. Офицеры выдвинулись вперед.

Медленно, скрипя открылись ворота, обнажая четырехугольник двора и серебристую струю неумолкаемо журчащего фонтана.

Оттуда, дробя высохшую землю подкованными сапогами, под сухой барабанный рокот и свист дудок двинулась пехота.

Гортанный крик команды, короткий шум поворотов. Всадники и пехотинцы вытянулись в две линии, глядя друг на друга.

Тогда, медленно волоча за собой свою четырехугольную тень, выплыл тахтараван и темным пятном замер между ними.

Громадная фигура человека, накрытая сверху белым колпаком шлема, вылезла из ящика. Человек открыл рот и рявкнул.

В ответ закричали люди, запели дудки, перекатилась барабанная дробь, заиграли трубы и кони заржали, поднимая морды к звездному небу.

Человек повернулся и пошел во двор.

Человек был очень высок ростом и широк в плечах. Он тяжело ступал по крутой лестнице, поднимаясь в отведенную ему комнату. Это была зала со сводчатым потолком.

Ее пол и стены, сложенные из громадных плит гранита, тонули во мраке. В линиях арок, в ее размерах, в суровости камней, от которых веяло вечностью — была особая возбуждающая сила. Очаг, напоминавший камин, был забит саксаулом. Около него лежали кошмы, светившиеся своей белизной, сваленные в кучу подушки и бархатные валики. Рядом стояли подносы с чаем, дынями, свежеиспеченными лепешками хлеба. Человек подошел к маленькому, прорубленному в толще стен окну.

Во дворе, вытягивая языки пламени к небу, горели костры. Вокруг одного из них недвижимой цепью сидели согнувшиеся фигуры. Блеяние бараков наполняло воздух. Один из сидевших у огня встал, подошел к стаду, мягким и сильным движением выдернул из-за пояса короткий кривой нож и вонзил его в горло самому маленькому из животных.

Кто-то кашлянул, и человек обернулся.

За ним стоял афганец громадного роста в кружевной чалме и плаще белого курка.

Он был родом из Балха [1] Балх — населенный пункт в восточном Афганистане, когда-то столица государства Бактрии ( Здесь и далее прим. авт. ). , и в его лице сочеталась красота греческих линий с резкими чертами диких горцев. Большие глаза смотрели властно и спокойно, прямой нос, твердые линии рта и подбородка отражали волю.

— Я думаю, — сказал он, быстро дотронувшись концами пальцев обеих рук до глаз и рта, — что саиб не откажется съесть плова и ничего не будет иметь против того, чтобы затопили очаг.

Он говорил по-персидски, но с очень гортанным выговором.

Европеец снял шлем, бросил его в сторону и опустился на подушки.

Вошли слуги. Их белые шаровары, острые загнутые носки туфель и высокие чалмы замелькали в темноте залы.

Воздух наполнил шедший со двора запах жареного мяса, в очаге пылал огонь, танцуя отражением на стенах и потолке, а человек стал раздеваться, готовясь ко сну.

Кровать — груда подушек на бархатных подстилках в нише стены — была готова. Он лег, прикрывшись сверху пледом.

Невольно ему пришла в голову мысль, что в этой самой нише каждую ночь в течение веков ночуют путники, кто бы они ни были и куда бы ни двигались. Сердце Азин пересекалось в этой точке. Из Индии в Туркестан, из Персии в Бухару и из Тибета в Аравию долгие дни через пустыни и горы двигались люди и животные. Здесь проходили армии, проезжали купцы, пробирались смелые ученые и разбойные племена с гор налетали саранчой.

Ниша была выложена такими же камнями из гранита, как и вся комната, только меньшего размера. Они были изрезаны и исцарапаны надписями, знаками и рисунками. Арабские буквы, куфические надписи [2] Куфические письмена, т. е. древнеарабское письмо, получившее название от г. Куфы в Месопотамии. Куфические надписи употреблялись до 10 века на памятниках, монетах и т. д. , иероглифы [3] Иероглифы — греческое название древнего шрифта египетских надписей, вырезанных и рисованных на камне, состояли из изображений зверей, птиц, растений и фигур, разной утвари и знаков. гератских [4] Герат — 2-й по величине населения город в Афганистане. евреев покрывали всю ее поверхность. Одни из них были почти незаметны, другие довольно ясны. И среди них он заметил совсем свежую и странную надпись на английском языке.

Видимо, она возбудила его любопытство: он встал и направился к светильнику. Это была глиняная чаша, наполненная маслом. В ней плавал горящий, похожий на глисту фитиль.

Высоко приподняв светильник в руке, человек нагнулся над углублением ниши и прочел уже вполне освещенную надпись:

Север. Справа — 6, снизу — 3.