Николай Равич - Молодость века

— Есть.

— Ну, пошли ко мне…

В кабинете Фомина, очень скромном, ибо он искренне был убежден, что роскошь и всякие соблазны придуманы буржуазией главным образом для разложения пролетариата, мы разговорились. Я задавал ему вопросы. Но, к сожалению, не получал на них точного ответа.

Венгерская Советская Республика изнемогала в борьбе с врагами. Чтобы ее спасти, рабоче-крестьянское правительство Украины объявило Румынии войну и дало распоряжение своим войскам перейти границу. Предполагалось кратчайшим путем прорваться в Венгрию. Эту задачу должны были выполнить в первую очередь части Григорьева. Речь теперь шла не о «тяготении к Румынии». Спасение единственной Советской республики в центре Европы могло бы сыграть решающую роль во всем соотношении сил неустойчивого послевоенного мира. Но вопрос о наступательной тактике пролетарской революции для спасения братских демократических стран тогда еще не прорабатывался широко, а главное, сама идея не была доведена до красноармейских масс.

Части Григорьева состояли из крестьян и партизан — бывших петлюровцев. Григорьев старался не брать рабочих и горожан и под всяким предлогом отсылал в тыл или откомандировывал коммунистов.

По мере того как приближалось время сбора урожая, вопрос о продразверстке из теоретического превращался в практический. Крестьяне к продразверстке относились отрицательно, отчасти потому, что разъяснительная работа в деревне была поставлена плохо. Об отношении своем к Советской власти крестьяне иногда говорили, что они «за большевиков», но против «коммуны». Если их спрашивали, как они понимают «коммуну», никто из них толком ответить не мог. Антисоветские элементы, подготовлявшие мятежи, усиленно разъясняли, что «в коммуне все будут забирать и делить между собой поровну». Не понимали крестьяне также, почему большие имения превращают в совхозы.

Неустойчивость обстановки, необходимость все усилия сосредоточить на борьбе с деникинцами, петлюровцами и поляками не давали возможности поставить как следует снабжение деревни необходимыми товарами и организовать совхозное хозяйство. Отсталые элементы, подстрекаемые кулачьем, говорили: «Нам не дали, и сами не умеют хозяйствовать». Все эти ошибки, исправленные в следующем году партией, тогда, в 1919 году, только что начали сказываться.

Конечно, у Фомина было много данных о безобразиях в григорьевских частях. Но Григорьев, расстреливая иногда отдельных бандитов в своих частях за грабежи или насилия, создавал иллюзию, будто он борется с такими явлениями. Пока было известно только, что он со своим штабом выехал в Александрию, где находился его лучший полк, Верблюжский.

Не было ясной картины о настроении крестьянства в районе. Только насчет богатой колонии немецких кулаков можно было с уверенностью сказать, что это — потенциальные враги.

Город был разработан хорошо. Впрочем, в Одессе было слишком много рабочих, коммунистов и моряков, чтобы опасаться каких-либо неожиданностей.

От Фомина я отправился в только что развернувшееся отделение БУПа. И здесь не хватало определенности. В Одессе, как и в Киеве, нашлось немало честной интеллигенции, которую можно было привлечь к работе. Следовательно, в корреспондентах и информаторах недостатка не ощущалось. Но район, армейские части и села освещались в печати слабо. Общее впечатление складывалось такое, что в случае восстания Григорьева крестьянство активно его не поддержит, за исключением отдельных кулацких очагов. Следовало немедленно составить подробную карту сельских местностей всей Украины, которая точно показывала бы, где находятся преимущественно кулацкие районы, а где преобладают середняки, бедняки и соотношение всех этих групп. Затем надо было проверить настроение в каждой сельской точке с учетом расположения наших воинских частей. Фактически почти все войска были на границах Галиции и Румынии, а также на Деникинском фронте — в Донецком районе. Составление такой карты с точным обозначением данных о появлении банд имело бы огромное значение. Но для этого требовалось время. Впоследствии это было сделано.

К себе я возвращался вечером. Глядя на людей, которые заполняли не только тротуары, но и шли по краю мостовой или оживленно беседовали в подъездах, под деревьями, на скамейках бульваров, видя рестораны и кафе набитыми до отказа, я становился не веселее, а мрачнее. «Неужели, — думал я, глядя на эту оживленную толпу, — люди не понимают, что враг стоит на рейде, а может быть, завтра появится и на подступах к Одессе, что город, лишенный подвоза с моря, вскоре испытает огромные лишения?» Но, казалось, в этот вечер никто об этом не думал. Попадались одинокие женщины, весьма бесцеремонно останавливавшие мужчин, и типичные уличные завсегдатаи, торчавшие на углах с таким видом, будто это их основное занятие. Прошла довольно большая группа французских матросов, которые остались в Советской России. В толпе иногда слышалась греческая, болгарская, румынская, еврейская речь.

В открытом экипаже, запряженном парой лошадей, проехал комендант Домбровский, в черкеске и папахе с красным верхом, сопровождаемый эскадроном. Все всадники были одеты в черкески одного цвета, сидели на лошадях одной масти и имели одинаковое оружие — шашки, кинжалы и карабины.

Это пышное войско не сделало ни одного выстрела, когда через несколько дней коменданта арестовали за злоупотребления.

Повидавшись на другой день с секретарем исполкома А. Фельдманом, окрвоенкомом А. Кривошеевым, замгорвоенкома Я. Ядровым и прибывшим в Одессу с военной инспекцией В. Юдовским, я вечером выехал в Киев, поскольку никаких указаний о заезде в Александрию не получил.

Много времени у меня уходило на организацию Всевоенобуча в Киеве. Если в 1918 году в этом деле не было никакой системы, то в 1919-м уже были разработаны программы. Предполагалось, что обучение должно проводиться двумя этапами. Сначала занятия ведутся по 96-часовой программе. Затем обучающиеся подлежат казарменному сбору на четыре недели, где они занимаются в системе взводов, рот и батальонов. Всевобуч должен был в первую очередь обратить внимание на те возрасты, которые подлежат призыву в армию.

Но эта система страдала существенными недостатками. Во-первых, мы до известной степени дублировали Упраформы. При всех штабах фронтов имелись управления по формированию войск, которые в запасных частях занимались обучением тех же возрастов из числа лиц, прибывающих из тылов и прифронтовой полосы. Во-вторых, лица, подлежавшие обучению, работали на заводах, в партийных и советских организациях. И поскольку все способные носить оружие очень часто призывались в те дни для выполнения отдельных задач в городе и деревне, руководители производств, организаций и учреждений всеми способами старались не давать нам своих людей для обучения, так как это срывало их работу.