Франтишек Фрида - Опасная граница: Повести

— Все равно они мне уже не понадобятся...

Когда они шли по деревне, на востоке занималась заря и в ее удивительном свете, окрасившем все в неестественные серо-желто-красные тона, они вдруг увидели трех человек в черных непромокаемых плащах, блестевших от утренней росы. Двое были худосочные долговязые парни, а третий — Зееман, широкоплечий детина с бульдожьей физиономией. Подойдя к контрабандистам, они стали разглядывать их так, словно видели впервые.

— Чего это вы здесь болтаетесь? — угрюмо спросил Зееман и вплотную приблизил свое широкое лицо к незнакомцу.

— А тебе какое дело? — оборвал его Ганс.

Он никогда не любил Зеемана, а после рассказов сапожника Вайса просто возненавидел.

— Да я так... — недовольно проворчал Зееман.

— Занимайся своим делом и не задерживай нас, — пробурчал Кречмер и усмехнулся; — Что это вы все в черном? Неужели Гитлер умер?

— Подожди, ты у меня допрыгаешься! — взорвался Зееман.

— Послушай, у меня поутру обычно плохое настроение, — повысил голос Ганс, — хочется съездить кому-нибудь по физиономии. Так что лучше уйди.

Подошли парни. Их Ганс не знал, они были неместные. Их землистые лица в свете зари казались еще более безжизненными.

— Чего уставились? — цыкнул на них Ганс.

— Послушай, Ганс, не заводись, — заговорил Зееман. — На твоем месте я бы вообще не ерепенился, ведь за тобой много грехов и мы их можем посчитать.

— А ты что, считать научился? — с ехидцей поинтересовался Кречмер. — Насколько я помню, ты в первом классе три года сидел.

— А ты чего лезешь? — не сдержался Зееман. — И с тобой рассчитаемся за тех евреев, помнишь?

Ганс не выдержал и бросился на Зеемана. В воздухе мелькнул его кулак. Зееман схватился за скулу и взвыл от боли, но на ногах устоял. Его единомышленники подскочили к нему, а один из них вытащил из-под плаща кусок резинового шланга, однако Кречмер уже держал в руке раскрытый складной нож, лезвие которого угрожающе блестело в свете зари.

— Только попробуй ударить, — сказал он парню со шлангом, — и я мигом пропорю твой плащ и еще кое-что.

Незнакомец, отошедший в сторону, рассмеялся.

— Панове, хватит спорить, — послышался вдруг знакомый голос.

Карбан подошел к ним незаметно, держа карабин на изготовку. Поодаль стоял второй таможенник.

Ганс брезгливо вытер руку, словно притронулся к какой-то грязи. Кипевшая в нем ярость не улеглась даже с приходом Карбана.

— Скотина, совсем вывел из себя!

— Что так рано, панове? Время для собрания вроде бы неподходящее. Вам что, не спится? Брось шланг! — крикнул Карбан парню в черном плаще и направил на него дуло карабина.

Парень сразу повиновался.

— А ну-ка документы, быстро! Если они окажутся не в порядке, я отправлю вас в тюрьму, там можете спорить сколько угодно.

Парни в черных плащах вытащили из карманов документы, и Павлик, бывший в наряде вместе с Карбаном, стал просматривать их.

— А теперь выворачивайте карманы вы, Зееман! — приказал Карбан.

— Вы не имеете права... — прорычал тот.

— Вы подозреваетесь в том, что рано утром перешли государственную границу с целью пронести товар, подлежащий обложению пошлиной. Или вы хотите, чтобы я отвел вас в контору? Там мы разденем вас догола.

Парни в черных плащах тоже вывернули карманы, но там оказались лишь какие-то мелочи.

— Откуда эти люди? — спросил Карбан.

— Из Георгшталя, — ответил молодой таможенник. — Документы у них в порядке.

— Теперь ваша очередь, — обратился Карбан к незнакомцу.

— Пожалуйста. — Незнакомец протянул таможеннику документы.

— Когда вы перешли государственную границу?

— А я ее и не переходил вовсе. Был в гостях у приятеля, а теперь спешу на утренний поезд.

— Это правда, — подтвердил Ганс. — Пан начальник, если вы нас задержите, поезд уйдет.

— Замолчите! — строго оборвал его Карбан. — Вас я ни о чем не спрашиваю. — Он вновь обратился к незнакомцу: — Так вы утверждаете, что в Германии не были?

— Нет.

— В следующий раз, когда вздумаете врать, обходите стороной глиняный карьер за Зальцбергом: там точно такая же желтая глина, что на ваших ботинках. Покажите портфель.

— Такая же глина и во дворе у Сенецкого, — сказал по-чешски незнакомец и открыл портфель. Там лежали кое-какие мелочи, сигареты, газеты.

— Можете идти.

Карбан молча смотрел вслед уходящим. Он сразу догадался, почему незнакомец назвал именно эту фамилию. Очевидно, он знал, что у Карбана бывал майор разведки Сенецкий. Наверное, это был его человек, нелегально возвращавшийся из рейха.

— Пан начальник, его бы надо арестовать, — сказал Павлик. — Документы у него, правда, в порядке, но вот глина...

— Да нет, все у него в порядке, — ответил Карбан.

Совсем рассвело, и звезды окончательно исчезли с небосклона. По деревне затарахтела первая телега. Начинался новый день.

Раннее утро первого мая было холодным и туманным. Позднее, когда над горизонтом вынырнул красный солнечный диск, туман рассеялся, выпав на траву и листья жемчужными капельками росы. День обещал выдаться отменным.

Кучера дежурил с Карбаном. Они прошлись по лесу, немного подождали на переходах и не торопясь направились в сторону деревни. На опушке таможенники присели на пень спиленной сосны и засмотрелись вниз. Утренний холод, как по волшебству, сменился теплом, ласковые солнечные лучи уже вовсю грели землю. В траве зажужжали пробудившиеся от тепла мухи. Легкий ветерок доносил из деревни звуки музыки. По дороге тянулись группки людей.

— Снова нацисты собираются! — сонно проговорил Карбан.

Солнце действовало на него усыпляюще. Глаза у старшего таможенника слипались. Стоило ему прилечь на траву, как он тут же забывался в неглубоком сне.

— Будут выступать против республики. А чего еще от них ждать? — сказал Кучера.

— Вчера я был в управе. В полиции объявлена повышенная готовность. Кроме дежурного, все блюстители порядка выйдут сегодня на улицы города. Наверное, будут охранять нацистского депутата, чтобы левые не сбросили его с трибуны. Посадили бы его в тюрьму, и готовности никакой объявлять не потребовалось бы. Этому депутату самое там место. Наверняка будет поливать республику грязью, провоцировать, лить слезы по поводу якобы притесняемого немецкого меньшинства.

Зевота от Карбана перекинулась на Кучеру. Молодой таможенник злился, что дежурить пришлось именно сегодня. Он договорился с Марихен сходить в лес, впервые после ее продолжительной болезни. Девушку тянуло на границу, на Вальдберг — во все те места, которые она любила. Интересно, что она теперь делает? Наверняка готовит, крутится около плиты, замешивает своими крепкими руками тесто, а рыжие волосы золотистым потоком падают ей на плечи.