Франтишек Фрида - Опасная граница: Повести

— Конечно. Главное, чтобы видеть ту сторону: Я: забыл, что окно вашей спальни Тоже выходит на луг.

«Он смеется надо мной», — обиженно подумала Ганка. Она не любила Пашека. Он казался ей высокомерным и самовлюбленным.

— Пан командир, что, если нам теперь тихо уйти... — предложил Юречка.

— Вы сами говорили, что вокруг часовые. Через луг пройти невозможно. Там вода, она нас выдаст. Шоссе блокировано. Куда ты хочешь идти? Если бы нас было больше, пожалуй, нам удалось бы прорваться, а так... Не забывай, что двоим придется нести носилки. А что смогут сделать остальные двое? Рисковать нельзя: с нами женщины. И потом, я думаю, что транспортировка повредит Маковецу. Не правится он мне, рана у него наверняка опасная.

Юречка понимал, что старший вахмистр во многом прав. Но где же выход?

— А если мы останемся до утра...

— Подожди, не паникуй, — спокойно ответил Пашек. — Утром все изменится. Неужели ты думаешь, что правительство не позаботится о нас?

— Я уже ни во что не верю, — с горечью произнес молодой таможенник.

Ганка нашла в темноте его руку и сжала ее. Он поднес руку девушки к губам и поцеловал. Потом обнял Ганку и притянул к себе. Она испуганно отстранилась.

На повороте шоссе вспыхнул свет — кто-то включил автомобильные фары. Длинный луч дотянулся до шлагбаума и тут же погас.

— Все по местам! — приказал Пашек.

На подоконник открытого окна установили ручной пулемет. Юречка вытащил наполненные магазины, уложил их рядом на стуле, чтобы были под рукой. Он ничего не видел, только слабо освещенную платформу. Куда целиться? В огоньки выстрелов? Имеет ли свет фонарей какое-нибудь значение? Или он на руку нападающим?

Ганка подошла и встала рядом с ним. Она слышала, как отец гремит чем-то в спальне. Потом заскрипели створки открываемого окна и по комнате пронесся сквозняк. Марван был где-то снаружи, наверное в зале ожидания. Пашек стоял у двери. Все затихли, с тревогой ожидая, что же будет.

Как ни странно, Ганке в эти минуты не было страшно. Любопытство ваяло верх, тем более что рядом стоял Юречка. Его присутствие успокаивало ее.

— Что теперь будет? — шепотом спросила она.

— Вам нельзя здесь оставаться, — сказал он твердо.

— Почему вы меня гоните? — возразила она.

— Тише, Ганка, тише, — попросила мать.

— Я останусь здесь, — упрямилась Ганка.

— Ладно,— уступил Юречка, — но если начнется стрельба...

— Не все ли это равно?

Он взял Ганку за руку, крепко сжал ее. Значит, она осталась здесь из-за него. Они держались за руки и молчали.

Свет на шоссе больше не включали. На лугу и на путях воцарилась тишина. Потом Пашек сказал что-то Марвану и они заспорили. Бас старшего вахмистра звучал оглушительно, он не умел разговаривать тихо.

— Пан Юречка, а что было бы... — начала Ганка, но он прервал ее:

— Не называй меня «пан Юречка»!

— А как? — удивилась девушка.

— Иржи.

— Иржи... — медленно повторила она, будто хотела запомнить его навсегда.

Она опиралась о стену, держа его за руку. Он придвинулся к ней ближе. Ганка взглянула на мать. Та наклонилась к печи, щурясь от жара. Юречка потянулся к девушке, чтобы поцеловать ее, но она увернулась, и поцелуй пришелся куда-то за ухо.

— Нет-нет, не надо! — прошептала она.

— Почему?

— Не надо, и все...

Юречка отошел от девушки и прикрыл окно. Марван стоял, прислонившись к штабелю старых шпал. Пашек направился к шлагбауму. Он шел, громко кашляя, и кашель его был слышен далеко вокруг.

Марван устал, ему хотелось, чтобы эта ночь прошла спокойно, без инцидентов. Он не был трусом. Наоборот, в нем сидела какая-то упрямая воинственность, но сейчас все преимущества были на стороне противника. Марван служил на границе со времени образования Чехословакии. Начинал он службу в Словакии, побывал и на польской, и на румынской границе. Молодым его часто перебрасывали с места на место. Женившись, он попросился в Чехию. Да, много он пережил, много трудностей перенес за годы службы таможенником. Однако сегодняшние трудности с теми, прежними, не шли ни в какое сравнение.

С давних пор народы, населявшие пограничные области, жили в мире и согласии. Национальная рознь, возникшая в последнее десятилетие, коренилась в самой социальной природе их общества, основанного на лжи и эксплуатации бедных слоев населения, к которым принадлежали большинство местных жителей. Эту рознь умело подогревала и использовала в своих целях фашистская пропаганда. В результате в настоящее время нацистскими идеями оказались заражены почти все немцы, проживавшие в Чехословакии. Гитлера они провозгласили чуть ли не божеством, его идеологию — своей религией. Гуманистические идеалы оказались попраны и преданы забвению.

В первый день мятежа погибли многие. Еще не было принято решение о передаче Германии пограничных областей с преобладающим немецким населением, а шлукновский выступ уже заняли отряды генлейновцев и группы вооруженных орднеров. «Пятая колонна», хорошо оснащенная и обученная за границей, повела своих соплеменников в наступление.

«Будет ли положен этому конец? — с горечью думал Марван. — Правительство слишком слабо и, скорее всего, пойдет на уступки...»

В темноте кто-то выругался. Раздался подозрительный металлический звук. Марван отскочил за шпалы. На железнодорожном полотне зашуршала щебенка.

— Стой! Кто идет? — крикнул Марван.

Звуки тотчас стихли. Если это свои, они откликнулись бы. Марван опустил руку в сумку, нащупал ребристую поверхность гранаты. Снова раздались шаги, теперь уже медленные и осторожные. Опять звякнул металл.

— Кто идет? — еще раз крикнул Марван. По уставу ом мог пользоваться оружием только после повторного оклика.

Тишина. Капли дождя стекали по лицу Марвана. Рука, сжимавшая гранату, от напряжения начала дрожать. Что же делать? Нет, это не свои, свои бы обязательно отозвались. Порыв ветра донес из темноты слова команды на немецком языке.

Марван метнул гранату в сторону железной дороги и упал за сложенные шпалы. Грохнул взрыв. Марвану заложило уши. Кто-то пронзительно закричал. По щебню торопливо затопали.

— Что случилось? — пророкотал бас Пашека.

Марван промолчал. Он медленно выпрямился, чувствуя на лбу холодный пот.

К нему подскочил старший вахмистр:

— Вы сошли с ума! Что вы натворили? Что за фейерверк тут устроили?

— Что же, по-вашему, следует встречать их с улыбкой и распростертыми объятиями? — разозлился Марван. — Они были уже на путях.

— Нужно было попытаться вступить с ними в переговоры. Поймите же, наконец, необходимо тянуть время, иначе мы не доживем до утра.

— Советую вам вспомнить вчерашних парламентеров.

— Они дали нам пять минут, а мы их условие нарушили. Если бы все было по-моему...