Виктор Найменов - Окруженец

— И не появятся больше никогда!

Дед вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнул головой. А старик произнес:

— Бог им судья! Один из них был моим племянником, но я его проклял, когда он к немцам подался.

В это время появился капитан, его рука была перебинтована, а гимнастерка аккуратно заштопана. Я несказанно обрадовался:

— Как дела, Вань? Что с раной?

Он еле заметно поморщился:

— Все нормально, Вить. Пуля навылет прошла, да и кость не зацепила. Заживет, никуда не денется!

— Добро! Слушай, капитан, а ты не заметил случайно, куда полицаи подевались?

— Да черт их знает! Я же специально за ними не присматривал, не до этого было. Удрали, скорее всего. Видят, что тут жареным запахло, и деру!

Он подозвал меня поближе и шепнул на ухо:

— За что их? Из-за нас?

— Да нет, из-за партизан. Сейчас все расскажу, сразу поймешь. Только давай попозже.

Я подошел к деду и попросил, показывая на трупы:

— Надо бы этих прибрать куда-нибудь. А то валяются в деревне, нехорошо. И оружие соберите, пригодится. Там на улице еще четверо лежат, про них не забудьте.

Дед кивнул головой, соглашаясь. Подозвал мужиков, несколько пацанов и начал отдавать распоряжения. Скорее всего, деда в этой деревне уважали и слушались. Пацаны куда-то убежали, а мужики собрали оружие и присоединились к нам. Как раз, в это время, и наши вещички прибыли, в целости и сохранности. А я решил немного просветить народ:

— А ваши партизаны молодцы, с немцами такую шутку устроить!

Дед сразу оживился:

— Конечно, молодцы! А ты что? Что-нибудь знаешь? Тогда рассказывай, не томи народ!

— Обязательно знаю, мы же там были.

Я с подробностями все рассказал этим людям. У многих от такой новости радостно заблестели глаза. Люди, можно сказать, ликовали, и с благодарностью смотрели на нас с капитаном. Неожиданно старик поднялся на ноги:

— Все, народ! Идите по домам и собирайтесь, нужно уходить отсюда немедля!

А нам пояснил:

— У нас давно уже хорошее местечко подобрано. Ждали мы чего-то подобного, вот и приготовились. У всех уже и вещи собраны, только погрузиться, и вперед!

Мы собрались прощаться, но дед остановил нас:

— Пойдемте ко мне в избу, накормлю. Старуха моя, наверное, уже приготовила чего-нибудь.

В это время к нам подъехали подростки на двух подводах, на одной из них уже лежали четыре дохлых факельщика. Когда погрузили остальных, дед приказал пацанам отвезти трупы в овраг, расположенный в лесу, и там сбросить. А потом возвращаться в деревню и ждать сигнала к исходу.

— А как же через Днепр переправляться думаете, сынки?

— Не знаем пока, на месте осмотримся, там и решим.

— Вот что! Живет у меня там брат младший. Прямо у реки, на хуторе. У него и лодка есть, хорошая. Идите по ручью, а потом по берегу Днепра вверх, версты две. Скажите, что от меня. Его тоже Спиридонычем зовут.

— Спасибо, дедушка! Может, покажешь нам по карте, где этот хутор?

Но дед только руками замахал:

— Нет, сынки! Не разбираюсь я в этих картинках.

Но мы все же сверили карты. На нашей, советской, которая была у меня, хутор отмечен не был. А вот на Ванькиной, трофейной, он оказался. Вот так-то! Мы попрощались с дедом и двинулись в путь. Вскоре вышли к Днепру и подались в сторону хутора. В этом месте Днепр был уже довольно широкий, потому что недалеко отсюда в него впадала Березина, и поэтому без лодки нам не обойтись.

Осторожно подойдя к хутору, мы залегли. Нужно осмотреться, чтобы не угодить немцам в зубы. Ничего подозрительного замечено не было, но я все-таки оставил Ваньку с вещами в ближайших кустах, а сам отправился к дому. Подспудно я все же ждал нападения, поэтому держал автомат наизготовку и шел пружинистыми шагами, в любой момент готовый к бою. Это меня и спасло, при первых же звуках выстрелов я был уже на земле и перекатывался по ней, уходя от пуль. И одновременно вел ответный огонь. Похоже, что и этого Спиридоныча немцы прихватили. Вот ведь невезуха какая, и денек сегодня бойкий. Бойкий — от слова бой! Обернувшись назад, я заорал Ваньке:

— Не стреляй, бросай барахло и обходи хутор с другой стороны!

Судя по выстрелам, немцев здесь не больше двух человек, поэтому можно с ними и повозиться. Тем более, что так просто уйти отсюда они нам не дадут. А уплыть на лодке, вообще, нереально, так что бой надо принимать. Отвлекая внимание немцев на себя, я зигзагами приблизился к дому и достиг, наконец, хозяйственных построек. Теперь будет легче, да и капитан скоро должен объявиться. А там посмотрим, кто кого! Но пока было тихо, молчали немцы, молчал и я. Но вдруг сзади и немного левее я услышал слабый скрип, как будто отдирали доску от забора. Раздумывать было некогда, я мгновенно повернулся и всадил очередь в… дверь уборной. Послышался какой-то стук, и снова все стихло. Надо проверить, что там такое. За своей спиной никого оставлять нельзя, это не игра в прятки. Осторожно подобравшись к туалету, я рывком распахнул дверь и увидел здоровенного оккупанта. Он валялся, неловко скрючившись в тесном помещении. Меня сразу же прошиб холодный пот, вот откуда могла прийти моя смерть — из уборной. Немного переведя дух, я потолкал его ногой. Немец не давал никакой вспышки, убит по собственному желанию. Сидел бы тихо, был бы жив. Ладно, черт с ним! Как пришел, так и ушел!

Значит, все-таки, трое их, и нужно воевать дальше. Я осторожно высунулся из-за угла сарая и дал короткую очередь по дому. В ответ ни звука, опасливые какие-то немцы, но догадливые. Додумались, что не так-то просто один человек атакует их прямо в лоб. Значит, за ним кто-то, или что-то есть, и для них это могло быть опасным. Неожиданно, в подтверждение моих мыслей, из-за дома раздалась автоматная очередь, одна-единственная, а за ней тишина. Потом послышались осторожные шаги по дому, и я услышал голос капитана:

— Лейтенант, иди сюда! Все нормально!

Голос, несомненно, Ванькин, но… Я бесшумно подобрался к дому и заглянул в разбитое окно. Капитан стоял посередине избы и смотрел в мою сторону, но не на меня. И взгляд у него был какой-то остановившийся, застывший. Я через окно заскочил вовнутрь, проследил за Ванькиным взглядом и тоже остановился, парализованный увиденным. В простенке между окнами сидел на лавке человек, его поднятые руки были прибиты гвоздями к тесаным бревнам, а голова безвольно склонилась на грудь. Я пересилил себя, подошел к нему, приподнял голову, и тут же, в ужасе, отшатнулся. У него были выколоты глаза, и на их месте образовалось кровавое месиво. Я зажал ладонью свой рот, но меня все равно вырвало, тут же, на месте. А Ванька молча сел на пол, прислонился к печке и закрыл глаза. Я немного успокоился и присел рядом. Некоторое время мы молчали, потом Ванька сказал, судорожно глотая слова: