Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага

Впереди, рассекая черное небо, часто взлетали ракеты, доносились выстрелы. Линия фронта была рядом, рукой подать. Всем не терпелось скорее перейти ее. Но по приказу мы должны были это сделать только утром.

В землянке, где пришлось заночевать, холодно и сыро. Чтобы хоть немного согреться, разожгли костер. Но от него мало толку. Мороз пробирает до костей. Дым ест глаза. Никто не может уснуть, ночь кажется бесконечной.

Примостившись в темном углу, неунывающий Николай Горячев рассказывает ребятам про Украину, где довелось ему однажды побывать.

— Пойдешь, бывало, на бахчи, — это вроде нашего огорода, только там арбузы растут. Кавунами их зовут. Выберешь самый большой. Вот такой, — Николай разводит руками. — Ножом его раз… два. Ломоть красный, сочный… Ешь, только косточки выплевываешь…

Сидящий рядом Семенов тыльной стороной руки вытирает губы.

— Что, Саша, слюнки потекли, — раздается дружный хохот.

— А то еще на сахарном заводе был, — продолжает Горячев. — Сахара там — горы… Черпай кружками и ешь себе на здоровье…

Всем ясно, что Николай немилосердно врет, но бойцы с улыбкой на лицах внимательно слушают его. И — странное дело: дым кажется не таким едким, в землянке вроде бы потеплело и на душе стало веселее.

Горячев — заядлый курильщик. Увидев мерцающий огонек папиросы, он прерывает свой рассказ и кричит:

— Сорок.

— Уже заказано.

— Ну, хоть разок затянуться.

— Да ты закури лучше… на табак.

— Мне не свернуть — руки озябли…

Ребята тянутся к кисету. Курить многие не умеют. Скручивая цигарки, они просыпают табак. Набрав полный рот дыма, пускают его к потолку. Ничего не поделаешь, на фронте без курева нельзя.

С рассветом подошли армейские разведчики. Помятые и закопченные, вылезли мы из землянки, погрызли вприкуску со снегом мерзлых сухарей и стали прилаживать лыжи. Командир разведки сказал, что вчера бойцы обнаружили группу немцев у сарая в лесу. Их следовало уничтожить или взять в плен.

Командир опытным глазом осмотрел людей, сделал кое-какие замечания насчет одежды, оружия, крепления лыж, и мы не спеша двинулись в путь.

Неожиданно стали бить немецкие минометы. Хотя мины летели высоко над головой, ребята инстинктивно пригибались.

Поднимая фонтаны черной земли, мины разрывались возле тех землянок, где мы только что ночевали. Значит, немецкая разведка не дремала, и промедли десять-пятнадцать минут — нам пришлось бы плохо…

Когда приблизились к лесу, впереди взвились две зеленые ракеты.

— Ложись! — крикнул командир разведки, и мы бросились в рыхлый сугроб, ожидая выстрелов. Вверху по-прежнему летели мины.

Пролежав минут пять, двинулись дальше.

Вот и лес. Сквозь тяжелые лапы елей различаем сарай. Решаем обойти его с трех сторон. Со мной идут тринадцать человек. Нам приказано зайти с тыла. Когда прошли больше половины пути, услыхали автоматную очередь. Из сарая выскакивают четыре человека и по извилистой тропке бегут к поляне. Это немцы. Они в зеленых шинелях, в кожаных сапогах. Мы с удивлением смотрим на них и… не стреляем. И только тогда, когда немцы скрываются за деревьями, мы приходим в себя.

— Вперед! — кричу я.

Ребята бросаются в погоню, стреляют из карабинов по удаляющимся фигурам.

Бежавший позади немец на минуту приостанавливается, повертывается вполоборота и, раскинув руки, падает в снег.

— Ура! — кричат обрадованные бойцы и бегут дальше. Впереди всех Горячев. Он опускается на колено, прицеливается и стреляет. Падает еще один гитлеровец.

Увлеченный азартом погони, Горячев внезапно останавливается и испуганно кричит:

— Окопы!

Действительно, на краю леса виднеется темная полоса недавно вырытой земли. Мы круто разворачиваемся и бежим обратно. «Тьюф, тьюф!» — поют фашистские пули, срезая ветки деревьев.

Поспешно укрываясь за стволами деревьев, мы отходим к сараю. Нас догоняет Горячев, раскрасневшийся, возбужденный.

— Здорово получилось. Двух ухлопали… Посмотреть бы на них.

Ловлю себя на мысли, что такое же желание испытываю и я. Какие они, наши заклятые враги?

— А нас тоже могли бы шлепнуть, — продолжает Горячев, — отправились бы тогда в Могилевскую губернию. Вот жаль — пуля отстригла конец лыжи.

У покинутого врагами сарая нас ожидал отряд. Командир разведки поздравил нас с первым успехом, затем отметил на карте расположение фашистских блиндажей. Сарай, где немцы устроили наблюдательный пункт, пришлось сжечь.

На передовой мы пробыли несколько дней. Ходили с разведчиками и одни по ближним тылам врага. Мы выдержали первое боевое испытание, дававшее нам право выполнять новые, серьезные задания.

Но не всем участникам первого похода посчастливилось шагать дальше, кое-кто сам, а некоторые по нашему настоянию вынуждены были оставить отряд.

В середине декабря сорок первого года части Калининского фронта под командованием генерал-полковника И. С. Конева перешли в наступление. Немцы, упорно сопротивляясь, вынуждены были оставить областной центр и отойти к городу Ржеву.

Командование партизанского штаба вызвало нас с Веселовым за получением нового задания.

— Хватит, — сказал Митько, — покружили в родных местах. Пора поглубже заглянуть фрицам в душу.

На другой день получили приказ: перейти фронт в районе Осташкова, углубиться километров на триста в тыл врага, собрать сведения о расположении и численности немецких частей, совершить диверсию на железной дороге и распространить среди населения листовки.

Дело в том, что немецкая пропаганда день и ночь на все лады кричала о разгроме Красной Армии, о захвате Москвы. Наши листовки правдиво рассказывали о положении на фронтах, призывали людей объединиться и вести беспощадную борьбу с иноземными захватчиками. Белые листочки бумаги переходили из рук в руки, из дома в дом. Их читали молодые и старые, мужчины и женщины. Воля людей к сопротивлению крепла, они выше поднимали головы, в их сердцах загоралась жажда мести.

Для выполнения задания отобрали одиннадцать человек, смелых, выносливых и надежных.

Мы выстроились во дворе. Майор Митько читал нам текст партизанской присяги, а мы торжественно повторяли слова клятвы.

«Мы, граждане Великого Советского Союза, верные сыны героического русского народа, клянемся, что не выпустим из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.

Мы обязуемся беспрекословно выполнять приказы своих командиров, строго соблюдать воинскую дисциплину.

За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над нашим народом мы клянемся мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.