Эрих Людендорф - Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918

Уже в утренние часы 8 августа у меня была полная картина сложившейся обстановки, довольно мрачной. Я немедленно отправил офицера Генерального штаба непосредственно к месту сражения для выяснения подлинного состояния наших воинских частей.

Как оказалось, шесть или семь германских дивизий, считавшихся вполне боеспособными, были разбиты наголову. Три или четыре дивизии, вместе с остатками разгромленных соединений, готовились закрыть участок прорыва между Брэ и Руа.

Ситуация была по-настоящему критической. Стоило врагу посильнее надавить, и нам было бы не удержаться западнее Соммы.

9 августа противник, сила удара которого, к нашему счастью, стала ослабевать, еще продвинулся между реками Авр и Сомма, и севернее Соммы 2-й армии пришлось немного отойти. Ей удалось южнее Соммы создать хотя и слабую, но все-таки сплошную линию обороны. Войска сражались уже лучше, чем накануне между Соммой и Люсом. Обращала на себя внимание стойкость ранее отведенных из-за переутомления на отдых дивизий. Местность к северо-западу от Руа находилась в наших руках. 18-я армия не могла дольше оставаться на своих, далеко выдвинутых позициях, и мы были вынужддены ее отвести. Совершила она этот сложный маневр в ночь на 10 августа. На следующее утро французы атаковали ее прежнюю линию обороны, занятую лишь нашими арьергардными частями, которые, сохраняя порядок, планомерно отступили. Конечно, армия была вынуждена бросить на прежнем месте много военного имущества.

10 и 11 августа шли ожесточенные бои между реками Сомма и Авр, и враг настойчиво рвался вперед между Авром и Уазой.

Последующие дни отмечены многочисленными вылазками местного значения по всему фронту. Наши войска опять стойко оборонялись. Но если 18-я армия была полностью боеспособна, то 2-я армия обнаруживала внутреннюю слабость.

Она понесла очень большие потери, сказывалось также огромное нервное напряжение. Часто пехоту бросали в бой прямо с марша без артиллерийской поддержки, а приданную ей артиллерию использовали на других участках фронта. Нередко в действиях ее подразделений возникала серьезная неразбериха. Наши потери военнопленными были настолько высоки, что ОКХ вновь было вынуждено расформировать еще ряд дивизий для пополнения других соединений. В сравнении с нашими потери противника были невелики. Соотношение сил изменилось еще больше не в нашу пользу. А по мере прибытия американских формирований можно было ожидать дальнейшего ухудшения. Исчезла всякая надежда путем широкого наступления существенно улучшить наше положение. Необходимо было во что бы то ни стало держаться. Следовало быть готовыми к продолжению вражеского наступления. Успех достался противнику слишком легко. В радиопередачах враг торжествовал и справедливо отмечал, что моральный дух немецкой армии уже не тот, как в былые времена. Противник также захватил много важных документов. Из них Антанта узнала о нашем тяжелом положении с пополнением личного состава: достаточное основание для нее не прекращать наступательные действия.

Посланный на передовую офицер Генерального штаба в таких словах и выражениях описал мне состояние дивизий, принявших на себя 8 августа первый удар противника, что я был глубоко потрясен. Я вызвал командиров дивизий и других офицеров к себе в Авен, чтобы обсудить с ними последние события. Мне поведали о проявлениях необыкновенного мужества и одновременно о поступках, которые я, должен честно признать, не считал возможными в германской армии. В частности, рассказали о фактах массовой сдачи в плен малочисленным группам неприятельских кавалеристов. О том, как подходившую резервную дивизию отступавшие солдаты встречали возгласами: «Штрейкбрехеры!», «Они еще не навоевались!». Эти обвинения неоднократно повторялись и позднее. Во многих случаях офицеры уже не справлялись с подчиненными и сами подпадали под влияние негативных факторов. Одним словом, случилось именно то, чего я так опасался и от чего постоянно предостерегал. Наш боевой инструмент испортился, германская армия лишилась былой боеспособности, хотя большинство дивизий все-таки храбро сражались. 8 августа показало утрату нашей ударной мощи, и я потерял всякую надежду каким-то образом с помощью мер стратегического характера снова поправить наше положение. Наоборот, я пришел к убеждению, что с этого момента любые мероприятия ОКХ будут лишены прочной основы. В итоге руководство военными действиями превратилось, как я тогда выразился, в безответственную азартную игру, которую я всегда считал вредной. Ставка была слишком высока – судьба германской нации. Настало время прекратить войну.

8 августа расставило все точки над «i». Ситуация сделалась предельно ясной как для германского, так и вражеского командования, как для меня лично, так, по его собственному признанию в «Дейли мейл», и для генерала Фоша. Началось крупнейшее наступление Антанты, финальная схватка мировой войны; противник действовал тем энергичнее, чем явственнее обнаруживалась растущая слабость наших войск.

Ознакомившись детально с обстановкой, сложившейся после 8 августа, я решил как можно скорее обсудить ситуацию с рейхсканцлером и статс-секретарем ведомства иностранных дел. Совещание состоялось 13 и 14 августа в Спа.

13 августа в апартаментах генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга в гостинице «Британика» собрались: рейхсканцлер, статс-секретарь фон Гинце, сам генерал-фельдмаршал и я. Обрисовав общую военную обстановку, состояние вооруженных сил и положение наших союзников, я заявил, что мы уже не в силах наступательными действиями принудить противника к миру. Ограничиваясь только оборонительными мерами, достичь этого тоже невозможно; следовательно, необходимо добиваться окончания войны дипломатическим путем. Пока Западный фронт еще держался, однако, в связи с проявленными отдельными дивизиями примерами боевой несостоятельности, возможно, потребуется перенести оборонительные позиции на некоторое расстояние назад. Одновременно я выразил уверенность, что наши войска и в этом случае все же останутся на французской территории, иначе ситуация на Западном фронте произведет неблагоприятное впечатление на наших союзников. Я особо подчеркнул важное значение боевого духа армии у немецкого народа и говорил об этом со всей серьезностью. Генерал-фельдмаршал фон Гинденбург не коснулся настроения населения в Германии, и военную обстановку он оценивал оптимистичнее, чем я. На основании всего услышанного статс-секретарь фон Гинце пришел к однозначному выводу, что необходимо начать мирные переговоры и продемонстрировать нашу готовность пойти навстречу Антанте. Рейхсканцлер коротко затронул тему настроения немецкого населения в тылу, но в действительности не сказал ничего существенного.