Марина Чечнева - «Ласточки» над фронтом

— Девочки, давайте, как в сказке о Мальчике-с-пальчике, бросать арбузные корки на дорогу! — предложила вдруг одна из девчат, доедая арбузный ломоть.

— И наши ребята найдут нас по следу, — с надеждой подхватила другая.

— А ведь в сказке хлебные крошки, что бросал Мальчик-с-пальчик, птицы склевали.

— Вот и наши корки птицы склюют, — не приняв игры, с грустью заключила Люся.

И действительно, впоследствии война разбросала бывших друзей по разным фронтам, по дальним дорогам. Немногим довелось встретиться вновь, а кому-то лихая година принесла и вечную разлуку.

Тамбов встретил неласково. А может, и не Тамбов виноват был, просто скучали будущие летчицы по друзьям, по ставшему таким родным училищу. И однокурсники казались недоброжелательными, и школа — неуютной. Но вот начались занятия, девушки втянулись в учебу, в напряженный рабочий ритм, некогда стало скучать. И с каждым днем новая школа делалась все привычней и ближе. Кроме теоретической подготовки, занимались и военной, сдавали нормативы ГТО второй ступени.

Промелькнул последний учебный год. Летние месяцы курсанты провели в палаточном лагере — шла напряженная летная подготовка. И вот в июле сданы последние экзамены. Все! С этого дня нет девчонки Люси, застенчивой и нерешительной, есть серьезный взрослый человек — летчик Клопкова.

Направление на работу Люся получила в Ростовское управление гражданской авиации. Поехали вместе с Марией — она мечтала работать в Ростове, а Люся в Краснодаре, поближе к родным местам.

Душным августовским днем девушки шагали по Ростову. По выгоревшему от жары небу плыли огромные облака.

— Прогуляемся по городу, на базар зайдем, а потом к моей тетке, она здесь живет, на «Ростсельмаше» работает, — говорила Мария.

Внезапно потемнело, раздался оглушительный гром и полил дождь. Не дождь, а ливень, просто потоп. Мутная вода шумными ручьями катилась по рыночной площади, увлекая за собой не только мусор, но и яблоки, и груши, просыпавшиеся с какого-нибудь лотка. Вмиг вымокшие девушки с веселым страхом прижимались к стене, закрывая руками карманы форменного кителя:

— Ой, только бы документы не намокли! Дождь кончился так же внезапно, как и начался.

— Ну, теперь не до прогулки, — оглядев себя и Марию и еле удерживаясь от смеха, произнесла Люся. — Мокрым курицам по городу гулять не рекомендуется. А в отделе кадров с нами и говорить не станут…

— Давай к тетке!

Наутро начищенные и наглаженные явились в отдел кадров за назначением.

— Поедете в Ставрополь, там для авиаработников дом строится, значит, квартира вскоре будет…

Оказалось, что до летной работы было не так близко, как мечталось в школе. Самолетов было мало, летчиков много, а доверия летчицам-женщинам не было совсем. И чуть не год Люся и Мария исполняли обязанности «штатных» дежурных по аэродрому, а в конце весны их направили в Ростов, в учебно-тренировочный отряд. Там и застала их война.

В Ставрополе в аэропорту — летчики на казарменном положении. Все ждут приказа — когда же на фронт?!

«В эти тяжкие дни, — вспоминает Люся, — мне обидно и глупо не повезло. Умудрилась заболеть скарлатиной. Детская болезнь! Летчиков наших уже направляют в распоряжение военно-воздушных сил, в учебные эскадрильи Аэрофлота, а я лежу с температурой под сорок в инфекционном отделении, в маленьком боксе с четырехлетней малышкой и даже говорить не могу… Да еще меня студентам демонстрируют, как чудо какое-то! Потом полегчало, но карантин! Ухаживаю за больными ребятишками, а сама локти от зависти кусаю наши уже переучиваются на боевую технику, у них уже все определено, а я опоздала на войну…»

Нет, не опоздала Люся Клопкова на войну — полной мерой досталось ей военного лиха, и немало успела она прошагать по нелегким военным дорогам, успела вложить свою долю ратного труда в общую нашу, в великую нашу Победу…

Но сначала был год работы инструктором в Тихорецке, а затем, когда враг подошел ближе, — в Азербайджане. Очень непросто было готовить пилотов для фронта, сроки самые сжатые, а опыта почти никакого. До нынешних дней помнит инструктор Клопкова своих первых курсантов — уверенного, принципиального Калюжного, обстоятельного и уравновешенного Красникова, скромного, застенчивого Бутаева, самолюбивого, легко ранимого Сафронова. Люся учила их всему, что знала и умела, и училась сама, приобретая с каждым полетом тот драгоценный опыт, который и делает человека мастером своего дела.

Не раз за это время Люся и ее подруги-инструкторы были свидетелями налетов вражеской авиации на железнодорожную станцию Тихорецк.

Их было четверо — холостячек, особенно упорно добивавшихся отправки на фронт.

— Да вы что, девчата! Парней то и дело отзывают в армию, с кем же мы курсантов готовить будем? Ведь фронту летчики нужны!

Глубокой осенью сорок второго Клопкову положили в госпиталь. Диагноз суставной ревматизм и аппендицит. Подлечили, подштопали немножко, но до настоящего здоровья — далеко.

— Вам, голубушка, нужно теперь отдохнуть и подкормиться, — сказал Люсе врач. — У вас из-за сильной худобы опущение желудка.

— Зимой постараюсь поправиться. Летом полеты днем и ночью, да и жара сильная — не до еды…

— Ну, пока у нас еще побудете, немножко силенок да и веса наберете, — с сомнением глядя на исхудавшую девичью фигуру, закончил врач.

А через день письмо от подруг: «Люся, нас наконец отправляют в действующую армию!» Люся бегом к главврачу, а он ей решительно:

— Вы не закончили лечения!

Клопкова не спорила и не плакала, только молча смотрела на врача умоляющими глазами. Не выдержав этого взгляда, он махнул рукой:

— Упрямая девчонка! Хорошо, выпишу, но с указанием, что ограниченно годна к полетам.

На следующий день Клопкова вернулась в свою часть. В общежитии девчата, распоров маленькую Люсину перинку, шили в дорогу подушечки-думки.

— Люська! Приехала! А мы уже документы оформили, вечером едем…

— Девочки, и на мою долю сшейте, — скомандовало Клопкова и помчалась в штаб. Через несколько часов девушки сидели в тесном вагоне поезда, направлявшегося в Баку. Радовались, что вот наконец-то отправляются на фронт, волновались, как сумеют справиться с боевой работой.

— У меня ночные полеты плохо получаются, — то и дело начинала говорить Маша Тарасенко.

— Ну, а у меня со слепыми неважно. Я думаю, нас подучат, успокаивала ее Люся.

До станции, где размещался полк, девушки добрались на попутной машине. Вот как вспоминает этот день Люся:

«Шофер привез нас прямо в расположение полка. На шум машины из дверей здания, похожего на школу, вышли несколько девушек. Какие! — с завистью подумалось мне. В ладно пригнанных гимнастерках, бравые, все такие симпатичные и очень молоденькие. Мы невольно глянули друг на друга — ну и жалкий же вид! Наши темно-синие аэрофлотовские шинели за дорогу измялись, сами уставшие, посеревшие, словно запыленные. Из оцепенения вывела нас Бершанская. Подошла, обняла всех троих — с Тасей Фокиной она работала перед войной, меня помнила по авиашколе.