Николай Дмитриев - Тайна объекта «С-22»

— Яновская. Зубной врач.

— Яновская… Яновская… — Фининспектор полез в папку. — Где тут ваша бумаженция? Ага… Вот она.

Он передал листок Лидии, и она внимательно изучила его.

— Вопросы есть? — спрашивает инспектор.

— Нет. Все ясно.

— Хорошо… На собрании медработников были?

— Да.

— Вопросы не возникли?

— Возникли… — Лидия усмехнулась. — Зачем на собрании еще и песни петь? Там сначала по делу говорили, а потом хором петь начали.

— А вам что, наши песни не нравятся?

— Почему же не нравятся? Отнюдь… Некоторые даже очень нравятся.

— Да? Очень хорошо! Нам, знаете ли, песня строить и жить помогает. У нас и песня такая есть. Из кинофильма «Веселые ребята». Очень рекомендую!

— Посмотрю обязательно… Я могу идти?

— Да, идите… — и он, сложив папку, заученно выкрикнул: — Следующий!

Облегченно вздохнув, Лидия вышла из финотдела и заторопилась — возле городского сквера ее уже давно поджидал пан Казимир. Увидев улыбающуюся Лидию, он заспешил ей навстречу.

— Что, были сложности? — заботливо спросил пан Казимир.

— Нет, все в порядке. Я, как и раньше, могу держать кабинет, злотый и рубль уравняли. А долго, потому что в очереди сидела.

— Это же так утомительно… — посочувствовал пан Казимир.

— Да нет… Все ж свои. Сидели болтали…

— И о чем же? — Пан Казимир взял Лидию под руку, и они вместе неторопливо пошли по тротуару.

— О чем?.. — вспоминая, Лидия смешно наморщила нос. — А, Пастушаку, это тот, у которого я костюм для тебя брала, вместо денег облигации — бумаги такие заемные — всучили, так он от огорчения, распродажу устроил.

— Ясно! Бывает… — Пан Казимир хмыкнул и, улыбнувшись, спросил Лидию: — Так куда пани желают пойти?

— Пани желает пойти в кино.

— Я догадываюсь, пани еще раз хочет посмотреть «Вжес». Так, где он идет?.. «Модерн»? «Солейль»? «Новые чары»?..

— Браво, Казик! Только «Новые чары» закрыты, «Модерн» перестраивают под городской театр, и в «Солнце» идет не «Вжес», а «Веселые ребята». Кстати, этот фильм мне рекомендовал сам фининспектор.

— Даже так? М-да… Ну и шут с ним! Идем на «Веселых ребят». Тем более что я уже взял билеты…

И пан Казимир, хитро подмигнув, увлек за собой весело смеющуюся Лидию…

Возле кинотеатра «Солейль», уже переименованого в «Комсомолец», стояла густая толпа. Здесь преобладали жители окраин, предместий и рабочих слободок. Люди весело перекликались, то и дело слышался непринужденный смех, и даже паршивая погода не могла испортить висевшую в воздухе праздничную атмосферу.

Объявление, висевшее над кассой, сообщало, что перед сеансом состоится митинг, и по этому поводу, пан Казимир, уже сидя в зале, шепнул Лидии:

— Интересно… У тебя по работе собрание, здесь собрание…

— Подожди, — в тон ему отозвалась Лидия. — Вот увидишь, они еще и песни хором петь будут.

— Ну-ну… — пан Казими замолчал и начал смотреть на подиум.

На возвышении перед экраном стоял длинный стол, накрытый кумачом, и рядом с ним ярко-красная трибуна. За стол президиума сели несколько человек в шапках и длинных мещанских пальто. Лица их были решительны, а неулыбчивые глаза осматривали зал как-то уж слишком внимательно и строго.

К трибуне вышел докладчик и глухо откашлялся. Речь его не блистала правильностью оборотов и округлостью фраз, но, как удивленно отметил пан Казимир, обладала очень важным преимуществом — она была убедительна. Чувствовалось, что человек, обращавшийся к залу, верил каждому своему слову, и эта вера как-то передавалсь слушателям — даже не формой, а скорее духом каждой фразы.

Наконец оратор, громко выкрикнув:

— Пролетарии всех стран соединяйтесь! — взмахнул рукой и сошел с подиума.

Разношерстная публика зашумела, местами зааплодировала, а на балконе и впрямь запели «Интернационал». Однако пение было нестройным и, едва в зале погас свет, сразу оборвалось.

После такого сурового вступления пан Казимир решил, что и фильм, несмотря на игривое название, окажется ему подстать, но все вышло наоборот.

Заиграла музыка, замелькали первые кадры, а когда на экране появились коровы и началась веселая перекличка, пан Казимир наклонился к Лидии.

— По-моему, тут тоже собрание…

— И, кажется, тоже будут петь песни… — в тон ему ответила Лидия и тихонько рассмеялась, прижимаясь к майору…

Время шло, и постепенно пан Казимир приспосабливался к своему новому положению. Буря, поднятая войной, вроде утихла, и над бывшим воеводством снова повисла призрачная пелена мира и спокойствия. Но майор никак не мог избавиться от ощущения, что это всего лишь вступление, или, как он сам думал, — пролог к надвигающейся драме.

И тем не менее, несмотря ни на что, пан Казимир был счастлив. Казалось бы, с военным разгромом все рухнуло, но то ли уж так устроен человек, что, спасаясь от большой беды, он ищет утешения в маленьких радостях, то ли просто до этого любовь оступала перед чувством долга.

Говорят, с возрастом чувства проявляются сильнее, но кто же возьмется объяснить любовь во всех ее проявлениях? Просто пан Казимир стремился все время быть рядом с Лидией, а если она, сверх ожидания, где-то задерживалась, майор слонялся по квартире и не находил себе места.

Видимо, и Лидия испытывала нечто подобное, скорее всего чувство заботы, так свойственное женщинам, до этого сдерживаемое одиночеством, наконец-то вырвалось наружу, и не было случая, чтобы Лидия, возвращаясь из города, не принесла что-нибудь для своего Казика.

Вот и сегодня она вернулась с аккуратным пакетом. Ловко развернув бумагу, извлекла оттуда новенький серый макинтош и встряхнула.

— Ну-ка примерь…

Посмеиваясь про себя, пан Казимир безропотно натянул обнову.

— Что, опять дешевая распродажа?

— Ты же знаешь, частную торговлю постепенно сворачивают… — Лидия старательно застегнула пуговицы и ладонями начала расправлять складки.

Пан Казимир посмотрел в зеркало на макинтош, от пелерины которого нестерпимо пахло резиной, и, чтобы отвлечь Лидию от грустных мыслей, сказал:

— Знаешь, Лидуся, я, пожалуй, прогуляюсь, заодно и дух этот выветрится.

— Ну иди, — согласилась Лидия. — Но чтоб через полчаса был дома! Я ужин готовлю, пальчики оближешь…

Майор не случайно не захотел поддерживать разговор о распродаже, так как знал больше. Их сосед, владелец мясной лавки Опалык, тот самый, о котором упоминал Мендель, был арестован, и теперь майор ломал голову, что послужило причиной. То ли Опалык засветился как член ОУН, то ли просто попал под набиравшую силу гребенку с таким зловеще-обыденным названием, как «вывоз»…

Минут через десять пан Казимир, остановившись возле невзрачной пристройки со сдвижным люком в низкой односкатной крыше, постучал в окно. Дверь отворилась, на стук высунулся Мендель и, воровато оглянувшись, потащил майора в глубь дома.