Борис Азбукин - Ленькин салют

— Ты чего? — улыбнулась Женя, невольно поддаваясь его неудержимому веселью.

— Ну и отколол же он номер… Жаль такого в лес пускать. Его бы к нам в штаб связным. Ха-ха-ха!

— Чего ты смеешься? В чем дело?

— Ты знаешь, он своими ракетами весь город поднял на ноги! Все говорят, что пускали их парашютисты-десантники. Народ радуется. Вот-вот ждут советского десанта под Севастополем и наступления наших на Перекопе и в Керчи.

— Это все Ленька, — засмеялась и Женя, — он придумал новогодний подарок!

— А шпикам — мороку: будут ловить «парашютистов». Молодчина твой Ленька.

— Ну хорошо, Игорь, иди, а то мне пора на работу.

— Иду, иду. Вечером жду, вместе будем записывать передачу.

Игорь первым вышел на улицу и, свернув к обрыву, крутой тропой сбежал вниз к железнодорожным путям станции.

Ушел он вовремя. Женя видела из окна, как на дороге, где желтел глинистый выступ Зеленой горки, показался взвод полевых жандармов и полицаев. Начинался прочес. Подождав минуты две, она тоже вышла на улицу.

Жандармы уже шарили по хатам, заглядывали в погреба, сараи, развалины. Группа полицаев поднималась в гору, чтобы оцепить слободку. Пока Женя дошла до вокзала, ее дважды останавливали и проверяли документы.

За виадуком облавы не было, и она прибавила шагу. Впереди открылась Южная бухта. День серый, пасмурный, и вода в ней тускло-зеленоватая. У пристани гул голосов, скрип лебедок — пленные разгружали прибывший морской транспорт.

Вдоль бухты по косогору тянутся в город трамвайные рельсы, заржавевшие, местами скрюченные взрывами бомб; а рядом с ними бежит дорожка, прижимаясь к глинобитному забору, за которым обрыв, нависший над причалами бухты.

Женя поднималась этой дорожкой и все время думала о Леньке и ночном салюте. Бесспорно, затея ему удалась, но все ли сошло гладко?

Она одолела уже половину подъема, как вдруг перед ней из пролома в стене выскочил Ленька. Веселые морщинки тонкими лучиками разбегались от его улыбчивых глаз.

— А я как раз тебя поджидаю, — сказал он. — Ну как, видела?

— Хорошо, Леня, вышло. И, главное, вовремя.

— Правда? Я даже не думал, что так здорово получится.

Резонанс, вызванный ночным «салютом», удивил его самого, и он чувствовал себя героем дня.

— Погоди, не то еще будет, когда мы из лесу принесем взрывчатку. Мы им тут на складах такой фейерверк устроим, что век помнить будут.

— Скажи, вас никто не видел, когда вы спускались с горы? — спросила Женя.

— А мы и не спускались, а прямо по горе прошли, к боцману в пещеру, а оттуда утром сюда, на пристань.

— Правильно сделали. У нас на слободке сейчас облава. Ну, беги, пока никто не видел. И в другой раз на улице не подходи.

Ленька юркнул в пролом и исчез из виду.

После этого разговора опасения и тревоги за Леньку у Жени рассеялись.

Но вечером, возвращаясь домой, она увидела на дороге уличного старосту, окруженного толпой мальчишек. Навстречу ей шел Ленькин товарищ Санька. Поравнявшись с ним, она спросила, о чем староста разговаривает с ребятами.

— Он все выспрашивает, у кого из нас есть ракетницы. А мы, дураки, так ему и сказали, — Санька, хитро подмигнул и озорно засмеялся.

«Выспрашивает? Значит, что-то учуял и теперь ищет среди ребят «языка». Как бы кто из них не сболтнул про Леньку или Димку с Витькой. Ведь ребята все знают друг про друга».

Прошло недели две. Новые радостные вести с фронта о прорыве блокады Ленинграда отодвинули и заслонили собой ночное новогоднее происшествие, и оно мало-помалу стало забываться. Ленька уверял, что старосте ничего не удалось выведать у ребят, и Женя была довольна, что все сошло благополучно.

Но не так все обстояло, как ей казалось. Придя как-то с работы, она занялась уборкой квартиры и стала протирать снаружи единственное сохранившееся в окне стекло. Вдруг послышался сильный рев мотора. Обычно так надрывно гудели грузовики, когда поднимались на Зеленую горку, преодолевая крутой подъем. Гул приближался, усиливался.

Улица самая дальняя, тупиковая, никакого движения транспорта на ней не было. Днем иногда пробегут мальчишки, пройдут пешеходы, а после пяти, как сейчас, — мертвым-мертво, разве что изредка прошмыгнет по дороге бездомная кошка. Появление машины после наступления комендантского часа всегда привлекало всеобщее внимание.

Женя, стояла у раскрытого окна и ждала. Вот из-за желтого выступа горы, наконец, показался высокий темный кузов с железной решеткой впереди над кабиной. Полицейский «черный ворон»!

За кем он? Кто очередная жертва тайных, доносов? Как и все в городе, она знала: кого увозила эта машина, тот не возвращался. Путь его был в полицейский подвал на Пушкинскую, а потом в противотанковый ров на Балаклавском шоссе или, в лучшем случае, в концлагерь, а оттуда на каторжные работы в Германию.

Машина пронеслась мимо крайних домишек и круто затормозила у развалин Ленькиной хаты.

Женя содрогнулась, припала к косяку окна и побелела. Неужели Ленька не слышит? Не выскочит? Впрочем, теперь уже ему не уйти.

Из машины высыпали жандармы и оцепили развалины, а офицер-эсэсовец, переводчик с собакой на поводке и староста, который последним вылез из кузова, подошли прямо к убежищу.

Только теперь, видимо, Ленька услышал топот сапог и выскочил из своей каменной конуры. На плече у него болтался стеганый ватник, который он не успел даже надеть. Ленька остановился у выхода и озирался, как затравленный зверек: все пути были отрезаны. Поняв, что ему не скрыться, он решил спасти своих пернатых друзей. Одним движением он сдернул сеть с клетки и свистнул. Два белых голубя взвились над дорогой.

Офицер и переводчик с собакой протиснулись в убежище, но вскоре вышли обратно и последовали за ищейкой, которая, обнюхивая землю, приближалась к развалинам хаты. Возле груды битого желтого ракушечника она остановилась.

Офицер крикнул, и жандармы принялись разбрасывать камни.

Женя видела, как из-под кучи ракушечнику они вытащили что-то завернутое в пеструю немецкую плащ-палатку. Все столпились вокруг, разглядывая находку.

Что они там нашли? Листовки? Быть не может, Ленька никогда их у себя не хранил. Неужели оружие?! При этой мысли Женя ужаснулась; во рту у нее пересохло, и она почувствовала, как холод сковывает сердце.

Два жандарма схватили Леньку и повели. Он упирался, пробовал вырваться, но споткнулся о камень и упал; его волоком потащили к машине и втолкнули в кузов. Последними сели в кабину офицер и староста.

«Ворон», сделав крутой разворот, помчался вниз и скрылся за глиняным выступом горы.