Нгуен Тяу - Выжженный край

— Впечатлений много, — чистосердечно ответил Хьен, разглядывая ее руки, проворно разливавшие по чашкам свежий чай.

— А не могли бы вы поделиться ими?

— Что же вас интересует?

— Все. Но выпейте сначала чаю. Меня интересует все, что связано с жизнью нашего города.

— Похоже, у меня хотят взять интервью, — усмехнулся Хьен. — Вы случайно не спутали меня с какой-нибудь знаменитостью?

— Да ведь вы просто находка для нашей молодежи! Настоящий кладезь ответов на все вопросы!

«А эта симпатичная особа, оказывается, большая насмешница», — подумал Хьен и не смог сдержать улыбки.

— Что вызвало вашу улыбку?

— Это я сам над собой потешаюсь, в каком убытке оказался. Выпил чашку чая, а за это у меня грозятся отобрать мой клад!

— Столь большой ущерб вы не понесете! — Девушка, пряча смеющееся лицо, наклонилась, холеной белой рукой разгладила на коленях шелк платья.

— Я пошутил. Просто попробовал забавы ради воспользоваться выражениями, бытующими среди местных дельцов. Ведь здесь еще вчера были в ходу такие понятия, как убыток и прибыль.

— А вы хоть и тихоня, однако опасный! — удивленно воскликнула девушка.

— Скажите, вы были в этом городе в шестьдесят восьмом?

— Была, — Она насторожилась, стоило Хьену изменить ход беседы, но тут же снова постаралась перехватить инициативу. — А вы?

— Я — нет, моя часть выполняла другое задание. Тогда вы жили здесь же, в этом доме?

— Да…

— А вам было страшно? Мне бы хотелось услышать правдивый ответ.

Самолюбие ее было задето.

— Простите, что значит «правдивый»?!

— Извините, но в ту пору вы были еще совсем малышкой, и я подумал, что вы могли испугаться… — Хьен не хотел, чтобы она рассердилась.

— Да, я испугалась. Кстати, мне тогда было двенадцать.

— А ваш отец не хотел увезти вас отсюда?

— Нет, мы решили остаться, так же, как и сейчас. Знаете, отец всегда относился ко мне как ко взрослой, даже когда я была еще совсем маленькой, и потому уезжать нам или оставаться — решали вдвоем.

— А в семьдесят втором?

— И в семьдесят втором тоже. О, в тот раз на нашей улице мы совсем один остались, почти все из города выехали. На улицах ни души не было. Отец велел мне вынести к воротам маленький столик: будем нить там утренний кофе, шутил он, и ждать первого прохожего, чтобы пригласить его на завтрак! Зря ваши в тот раз не вошли и город, тогда его можно было брать хоть с деревянными ружьями.

— Это вы сами так считаете или ваш отец об этом говорил?

— А что, разве я не права?

— Скажите, вы не задумывались над тем, почему люди в панике бежали отсюда?

— Некоторые боялись коммунистов, но большинство боялось обстрела, просто опасались за свою жизнь.

— Может быть, были и другие причины?

— Были, конечно. Изыскивая средства к существованию, люди так или иначе были связаны с прежней властью и, конечно, боялись, что революция покарает их или по меньшей мере лишит всего и они в итоге просто умрут голодной смертью.

— Ну, а вы сами чего больше всего боялись? Ведь в том, что было страшно, вы только что сами признались. Возьмем, к примеру, год семьдесят второй или эти дни.

— Мне кажется, — после некоторого замешательства ответила она, — что на пляже в Тхуанане отец уже говорил с вами об этом…

— Ах вот что… Вы тоже думаете, что мы окажемся недостаточно гуманными?

— Нет, сейчас я думаю иначе…

Хьен, спохватившись, посмотрел на часы и стал прощаться. Уже уходя, он шутливо сказал:

— Значит, тихоня, но опасный, я правильно вас понял?

— Да, остаюсь при своем мнении: тихоня, но опасный! Сама не знаю почему, но мне кажется, что вы именно такой. Может, я ошибаюсь?

— Нет, подмечено верно! А что касается остального, то попробуйте представить себе вот что: вы случайно обнаружили, что рядом с вашим домом убийца точит нож, чтобы, выждав удобный случай, убить вас и ограбить. Наверняка вы что-нибудь предпримете. В такой ситуации только круглый дурак, извините за грубость, будет сидеть сложа руки. Подопытным кроликом никому быть не хочется. Но тут не это важно, гораздо важнее другое: не всегда и не ко всем у вас будет такое отношение, как к этому убийце.

— Понятно, — весело отозвалась девушка, провожая Хьена к дверям, — В ваших книгах это называется революционной диктатурой.

— Вы очень понятливы. Но вы признаете такую диктатуру?

— Пе только признаю, но и буду у вас ей учиться, — засмеялась она, — я ведь тоже бываю и тихоней и… опасной, конечно, в случае необходимости.

— Задача защиты революции возложена и на вас, потому что сейчас вы тоже в ее рядах, верно я понял?

Тху Лан подняла на Хьена благодарный взгляд:

— Да, я тоже вместе с вами! У вас возражений нет?

Уже под орхидеями, у выхода на улицу, она спохватилась, что не поговорила с Хьеном о студенческих делах. Хьен пообещал по возможности помочь их комитету.

— Вы не откажетесь время от времени навещать нас с отцом? Беседа с вами доставила ему огромное удовольствие.

— У меня плоховато со временем, — чистосердечно ответил Хьен, — но как только выдастся свободная минутка, загляну непременно. Так и передайте отцу!

Чать, назначенный в К-1 ротным вместо Нгиа, откинулся на стуле; вычурная резьба, которой была изукрашена спинка, возвышалась над его стриженой, уже давно начавшей седеть головой. Прочистив железным прутом пластмассовый коричневатый кальян, он набил его лаосским табаком и зажег. Но, сделав длинную затяжку, вынул трубку изо рта и, сердито сплюнув в пластмассовую же корзинку для мусора под столом, швырнул туда кальян.

— Черт бы их побрал с их пластмассой! Горечь какая!

За огромным овальным столом, прозванным «столом Парижских переговоров», на таких же, как у Чатя, стульях с высокими спинками собралось человек десять — отделенные и взводные командиры.

Утренняя оперативка близилась к концу, разговор пошел вольный. Разбирали свежую почту, газеты. Это были единственные минуты, когда можно было поговорить в своем кругу, откровенно и по душам.

Кьет, командир третьего взвода, последним докладывавший о происшествиях за минувшие сутки, пожаловался ротному на проступки, которые отдельные бойцы допустили в контактах с горожанами.

— С сегодняшнего дня, — строго ответил ротный, — никого, кроме патрульных, с территории не выпускать! И позаботься о том, чтобы получше наладить быт бойцов!

— А как же работа среди населения? — недоуменно спросил Кьет. — Ведь не прекращать же ее?

— Работа среди населения, говорите? Продолжать, но… ухо держать востро! Все они тут хорошие притворщики!

Чать повернулся к Тхангу:

— Санинструктор, ты нашел врача для Хопа?

— А его что, нужно лечить, командир? — осклабился Малыш Тханг.