Нгуен Тяу - Выжженный край

Один из солдат, в черной рубахе — его шея и руки были не светлее, — задрал рубаху и, почесывая бледное незагоревшее брюхо, с явной издевкой спросил:

— Сам-то откуда будешь?

Мужчина растерянно схватился за конец шарфа, словно боясь, как бы шарф этот арканом не затянули на его шее.

— Я из….

— Ну, отвечай, откуда?

— Из города…

— Из Хюэ, значит? Солдат или штатский? — допрашивал тот, что был в черной рубахе.

— Я офицер, и вы не имеете права…

Длинноволосому только это и нужно было, в ту же секунду он подскочил к мужчине с шарфом.

— Офицерская крыса! — завопил он. — Вперед солдат прошмыгнуть хочешь?! Что же ты не сражаешься «до последней капли крови»? Небось солдат своих к этому призывал?!

— Всыпь ему как следует!

— Так, чтоб от него только мокрое место осталось!

— Вышвырни ты ого отсюда!

Морские пехотинцы вдруг окружили ого плотным кольцом. Наконец-то представился подходящий случай палить давнюю ненависть и к офицерству и к этой земле, с которой начиналась Первая тактическая зона, к этому выжженному мертвому краю, скудным каменистым и коварным землям, местам схваток, краю, где даже столь искушенные в воинском деле десантники и морские пехотинцы вот уже столько лот безрезультатно проливали свою кровь и откуда сейчас никак не могли унести ноги.

«Бешеные буйволы» бросились на мужчину, схватили за руки и за ноги. Длинноволосый ухватился за шарф. Их жертва яростно отбивалась, но сопротивляться озверевшей солдатне было бесполезно. Когда мужчину уже подтащили к самому борту, «бешеные буйволы» вдруг разразились оглушительным хохотом: на них бесстрашно кинулась голая женщина о искаженным от злобы лицом, одной рукой она придерживала на груди пятнистую гимнастерку, другой колотила по солдатским спинам.

Они хохотали до икоты и, захлебываясь от смеха, подняли мужчину с шарфом, раскачали и швырнули в воду. Он успел только услышать истошный вопль жены и новый взрыв хохота.

Прибрежные воды приняли его, опустили на дно, потом подняли и осторожно подтолкнули к берегу.

Оп долго лежал лицом вниз, уткнувшись в мокрый песок. Море раз за разом накрывало его белыми пенными гребешками. Постепенно он начал приходить в себя. Вот он уже смог сесть. Откинул со лба волосы, чтобы соленая вода не заливала глаза. Горечь и злоба переполняли его. Он закрыл лицо шарфом и зарыдал. Соленые слезы смешивались с соленой и горькой морской водой.

Солдат и офицеров марионеточной армии — взятых в плои во время боов и тех, что бродили в песках побережья к северу от Тхуанана и сдались позже, — собрали вместе, до отказа забив ими здания начальной школы и таможни.

Для бывших старших офицеров отвели классные комнаты, где от прежней мебели осталось всего несколько парт. Всюду прямо на цементном полу были грудами навалены вещи беженцев, которые останавливались здесь раньше. В одном из классов на стене висела черная доска, и на ней мелом изящным женским почерком было выведено: «2 марта 1975 года. Естествознание». Внизу были нарисованы огромные, занявшие половину доски человеческие легкие.

Мужчина с шарфом, тот самый, кого «бешеные буйволы» бросили в воду, вошел в класс, еле передвигая тяжелые, точно к ним гири подвесили, ноги. Огляделся и сразу же, прикрыв глаза, понурил голову. Столь внушительный и осанистый там, на корабле, сейчас он выглядел потерянным, придавленным горем. Перед тем как явиться в народно-революционный комитет на регистрацию бывших офицеров — оттуда он и попал сюда, — он своими руками похоронил два безобразно распухших от многодневного пребывания в воде трупа — двух своих дочерей. Это были его дети от первой жены, обе девочки еще ходили в школу. Они бежали из города, и лодка, на которой они пересекали лагуну, опрокинулась и затонула.

Он никогда не узнал бы о том, что его девочки погибли, если бы не случайная встреча. Вчера — было ото сразу после полудня, — когда, запитый мыслями о том, как ему вернуться домой, он сидел на траве у обочины шоссе, ведущего в город, он вдруг увидел, что к нему, сильно хромая, направляется какой-то парень.

— Привет, майор, — сказал, подойдя, этот парень, быстрым движением поднял брошенный кем-то из беженцев у дороги пластмассовый стул и протянул его мужчине. — Присаживайтесь, прошу!

— Спасибо, мне и так хорошо.

— Брюки испортите, майор!

Мужчина с шарфом опасливо скользнул взглядом по красной нарукавной повязке незнакомца, неведомо откуда знавшего его чин. Чутье подсказало, что разговор будет не из приятных. Парень, несомненно, горожанин, может быть даже из студентов, тех, кто учился в этих многочисленных колледжах, его худощавое загорелое лицо можно было бы даже назвать красивым. Он стоял перед мужчиной, засунув одну руку в карман брюк, а другой нервно похлопывая по больной ноге, чуть отставленной в сторону.

— Простите… — начал было мужчина.

— Простите?! Разве вы сами когда-либо кого-нибудь прощали? — Парень, хотя и прервал его, говорил пока что учтиво. — Но не станем сейчас об этом. Мне только хотелось бы вместе с вами немного вспомнить прошлое. Вы, видимо, меня забыли?

— Признаться честно, действительно но помню…

— Вот так всегда, майор! Мы стараемся изгнать из своей памяти тех, кому мы доставили страдания, кого убили. Однако они, те, кто страдал но нашей вине, нас помнят. Об убитых помнят их отцы, матери, жены, наконец, дети. Я служил в роте, что была у вас под началом, тогда вы были еще лейтенантом. Первая штрафная рота, припоминаете?

— Ну, так только говорилось — рота, на самом деле там было солдат чуть не на целый батальон, так что простите, моя забывчивость извинительна…

— Заткнись! — зло оборвал его парень. — Небось «птицу феникс», шлюху и шпионку, нынешнюю твою жену, не забыл! Помнишь, как ты перед ней красовался: выхватил пистолет и прострелил ногу одному из штрафников! Как же, ведь тот осмелился утверждать, что он человек! Да, это я, тот самый наголо обритый солдат с намалеванными на спине «ш» и «р»! Ты сейчас очень вежлив: «Моя забывчивость извинительна»! Так вот я, которого ты сделал тогда инвалидом, тебя не прощаю!

Мужчина побледнел.

— Я страшно виноват перед вами…

— Ах. что вы, майор, какие пустяки! Мне просто захотелось кое-что вспомнить. Но бойтесь, я ничего вам не сделаю. У меня теперь дела поважнее. — Парень показал на свою красную повязку. — Да и вам сейчас будет чем заняться: нанимайте-ка лодку и поезжайте вдоль этого берега лагуны в сторону моря, метров семьсот-восемьсот отсюда. Там весь берег в трупах, но их вы можете оставить без внимания. Но вот когда увидите дерево почти у самой воды, а рядом целую груду трупов, один на другом, — подгребайте. Там ваши дочери, да-да, обе. Сегодня утром мне сказал об этом один мой приятель, он их знал в лицо, они каждый день ходили в школу мимо ого дома. Да, нечаянная у нас с вами получилась встреча, майор. Ну же, двигайтесь! Если нет денег на лодку, ничего не поделаешь, придется топать пешком, по бережку. Правда, достанется вам — там ведь сплошные болота, да и путь неблизкий…