Нгуен Тяу - Выжженный край

В только что освобожденных районах самой неотложной задачей становилось разминирование полей. В операцию «Очистим нашу землю от мин и бомб» включались все — и региональные армейские подразделения, и приданные им на усиление министерством обороны специальные саперные части, и десятки тысяч ополченцев, жителей здешних мест. Операцию было намечено провести в два этапа: первый — разминирование равнинного края, второй — районов горных джунглей.

Чьеуфу было одним из самых трудных мест: четыре пятых территории волости, включая и населенные пункты, и пахотные земли, еще не разминированы. Несмотря на все усилия, пока удалось расчистить от мин и бомб лишь небольшую часть поля, которое называли «Подножие облачков», и оттого-то так трудно было наладить здесь нормальную жизнь.

К-1 уже почти сроднилась с этими землями. Это они, ее бойцы и командиры, упорно сражались за Чьеуфу, не раз переходившее из рук в руки, — многие их товарищи погибли в этих боях, — сражались за то, чтобы половина всей волости после семьдесят второго все же осталась нашей территорией; это они два долгих года «парижского мира» дни и ночи проводили в окопах на здешней границе зон — отражали многократные попытки захвата этих земель. Поэтому-то одно сейчас было у всех чувство — будто вернулись они в свой дом родной. Дорогими и близкими за долгие годы стали им здешние люди, и оттого так тревожно было за них — слишком много всего, серьезного и трудного, их еще ожидало.

Чать остался на занятиях по разминированию, которые проводили прибывшие саперы, а Хьен, получив кое-что для роты, вместе с Кук отправился назад в Чьеуфу. Поехали на велосипедах.

Хьен только сегодня узнал, что Кук теперь в Чьеуфу начальство.

— Хорошо, что вы вернулись, — сказала она, поднажав на педали и догоняя Хьена, до этого она ехала чуть позади на своем велосипеде. — Без ваших ребят нам бы ни за что не управиться.

— Вообще-то и у нас опыта маловато, — озабоченно заметил Хьен. — Может, прежде чем приступать к делу, нам следовало бы кое-чему поучиться у вас.

— Пожалуй, вы правы. Наши ополченцы, волостной отряд, вот уже несколько месяцев этим занимаются и чем-то, верно, могут помочь. Кстати, практика показывает, что с этой работой намного успешнее справляются женщины. В Золине, к примеру, есть целая бригада такая — одни женщины, так там за несколько месяцев ни одного несчастного случая не было. Да и у нас я заметила — девушки наши ни одной мины не пропустят и делают все очень точно, только по инструкции.

— Да, — согласился Хьен, — мужчины к такой кропотливой работе не очень-то приспособлены.

— И еще, — продолжала Кук. — Сейчас у нас разворачивается движение — каждый должен уметь обезвреживать мины. Ведь есть много участков не первостепенной важности, которые нам потом самим придется разминировать. Мы уже обратились с просьбой к вашему командованию, чтобы каждая часть взяла на себя обучение местных жителей…

— Одобряю. Мы и сами об этом подумывали.

Кук не было в Чьеуфу, когда туда пришла рота, — все это время она ездила по делам то в Чьеухыонг, то в провинциальный центр, и только сегодня узнала от Чатя, что они привели с собой мальчика, сына убийцы Нгиа. Все обстоятельства гибели Нгиа она знала давно, ей рассказали об этом сами Хьен и Чать, когда она была в Тхыатхьене на похоронах Нгиа; тогда-то, припомнилось ей сейчас, она и видела этого ребенка.

Хьен рассказал Кук, как ему удалось своими руками поймать бывшего майора «коммандос» в лодке на Ароматной.

— А сына его, значит, вы сюда решили забрать?

— Да. Пришлось в роте оставить, в городе отдать некому…

Кук нахмурилась.

— Но я слышала также, — недоуменно продолжала она, — что теперь он у матушки Эм. Я… нет, этого я что-то никак не пойму!

От нее не укрылось, каким обеспокоенным сразу сделалось лицо Хьена. Он долго не отвечал, погруженный в размышления. Поделиться с Кук всем, что он передумал? Нет, он тут же почувствовал, как ему трудно было бы все объяснить, передать, что подвигло его на это решение — оставить мальчика в роте и привести с собой в Чьеуфу. Ведь не мог он предвидеть того, что случилось потом: лишь по чистой случайности Шинь оказался на попечении матушки Эм.

Решение оставить мальчика — пусть оно с первого взгляда могло показаться даже в чем-то жестоким — он принял еще до возвращения сюда. И решение это само по себе было достаточно важным, потому что, если задуматься, не такой уж это был частный случай — нет, это была объективная сложность, с которой стране так или иначе, но придется столкнуться после войны. Суровая объективность эта ставила каждого, кто попал в ситуацию, сходную с той, в какой оказалась матушка Эм, перед выбором: наступила пора определить свое отношение ко многим очень серьезным вещам. Так же случилось и с ним, с Хьеном, в то утро на песках Тхуанана. Тогда-то, вплотную столкнувшись с необходимостью выбора, он и решил окончательно, как поступить с этим ребенком.

Хьен хорошо понимал: раз он привел сюда Шиня, матушка Эм рано или поздно дознается, кто этот мальчик, — в деревне скрыть что-либо трудно. Однако он верил, что у нее достанет и мудрости и великодушия, чтобы, все рассудив, понять: перед таким испытанием оказалась не только она, но и все, вся страна после тридцати лет войны.

— Ох, и заварил же ты кашу! — укоризненно покачала головой Кук. — Ты разве не знаешь, что Эм подробно рассказали про то, как погиб Нгиа? — И, помолчав, добавила: — Сейчас у нас один только выход: как можно дольше скрывать, откуда взялся этот мальчишка…

— Мы ей сказали, что он потерялся, отстал от родителей.

— Ну конечно, а что тут еще можно придумать!

— Только все это до поры до времени, весь этот обман… — ответил Хьен.

Жар у Шиня держался несколько дней, но благодаря неусыпным заботам и матушки Эм, и Кхой он наконец стал поправляться.

Много забот и хлопот принес с собой в дом этот четырехлетний малыш, и не только хлопот, но и сложностей. Начать с той же тетушки Кхой — она с первых дней, едва Шинь поправился и начал вставать, возненавидела его. Хотя, пожалуй, сказать «возненавидела» было бы слишком сильно, скорее просто невзлюбила. Но теперь она только и делала, что целыми днями изливала свое недовольство, и больше всего почему-то доставалось ее собственным внукам. «О господи, — ворчала она, — только и знаешь, что с вами тут крутиться! Кормишь вас, поишь, а ждать хорошего все равно не приходится, в мамочку свою удались, такие же неблагодарные!» Отругав их, она принималась за матушку Эм: «И ты тоже хороша, всю себя на подкидышей положила, здоровья своего не жалеешь, о себе совсем позабыла, одну подобрала — мало было, теперь с этим приспичило нянькаться! Всех не пережалеешь. Тут своим-то рты напихать нечем!»