Сергей Дышев - Почти живые

— Идем в машину! — приказывает Дима и подводит Ольгу к «девятке». В салоне, тесном замкнутом пространстве, Ольга чувствует себя защищенной. Она просит у Димы сигарету. Она настраивается на игру, входит в роль. Долой эмоции! Долой совесть! Долой!

Она почти слово в слово повторяет те слова, которые говорила следователю. Дима слушает не перебивая, лишь изредка шлепает ладонью по рулю.

— Я знаю, кто это мог быть, — говорит он, глядя сквозь забрызганное ветровое стекло, и его рука непроизвольно сжимается в кулак.

— Кто? — немея от страха, спрашивает Ольга, а у самой в голове вихрем кружатся обрывочные мысли: «Неужели он догадался? Или кто-то ему сказал?»

Дима поворачивает голову, напряженно смотрит Ольге в глаза. Он уже почти готов сказать ей о своих подозрениях, но в последнее мгновение что-то удерживает его.

— Ты все равно не знаешь этих людей.

Гора с плеч! Ольга с облегчением вздыхает. Теперь ей говорить намного легче. Она рассказывает о том, как Сергей сегодня открыл глаза, как он исхудал, какое бледное у него лицо, и замечает, что Дима слушает ее невнимательно. Он погружен в свои мысли, на его скулах играют желваки, губы стиснуты, ноздри расширены… Кажется, что парень изо всех сил сдерживает в себе крик.

— Ну, все, — прерывает он ее на полуслове. — Иди. Мне пора…

Он почему-то передумал идти к Сергею. Рука потянулась к ключу зажигания. Завелся, заурчал еще не остывший мотор. Ольга берется за ручку, чтобы открыть дверцу, и тут вспоминает о Дворце культуры.

— Дима, — произносит она, проталкиваясь сквозь стыд как с закрытыми глазами. — Дима, одолжи мне, пожалуйста, пятьсот долларов.

Ей хочется умереть от стыда, но она произносит эту фразу до конца, отчетливо и медленно, чтобы он понял каждое слово, каждый звук и не дай бог не переспросил. Он не переспрашивает, машинально сует в карман куртки руку, вынимает бумажник.

— Через два дня верну, — добавляет Ольга и отворачивается, кусая губы.

Она слышит, как шелестят купюры, как вжикает «молния» — должно быть, в бумажнике не нашлось нужной суммы и Дима стал проверять карманы. «Наверное, он меня презирает, — думает Ольга. — Когда мы встречаемся, я все время его о чем-то прошу. Он уже не рад, что познакомился со мной. Как это все унизительно!»

Она зажимает в кулаке деньги и, ни слова больше не говоря, выходит из машины. Не оглядываясь — бегом подальше от него, куда-нибудь во дворы, в кусты… Отдышалась в каких-то замусоренных зарослях. Оперлась лбом о морщинистый ствол дерева и тихо заплакала.

Она простояла у Дворца культуры не меньше четверти часа, прежде чем к ней подошел «врач широкого профиля». Должно быть, он следил за ней откуда-то из засады, выясняя, не привела ли девушка кого-нибудь с собой. Озираясь по сторонам, он сразу взял ее под локоть, завел за угол дома и нетерпеливо пошевелил ладонью.

— Давайте быстрее!

Когда деньги оказались в его руке, он сунул их во внутренний карман пиджака, размяк и умиротворенно сказал:

— Ну вот, теперь я смогу решить все проблемы…

Ольга не дала ему договорить. Она схватила его за воротник пиджака, притянула к себе и, едва не касаясь губами его носа, выразительно сказала:

— Если ты еще раз попытаешься шантажировать меня, то я тебя убью.

Ей показалось, что он ей безоговорочно поверил.

И снова все понеслось по привычному кругу: в больницу к Сергею, работа в магазине за прилавком, в фитнес-клубе за стойкой, уборка помещений в компьютерном салоне, затем бегом по магазинам и уже в потемках — домой. И там все неизменно и статично. Глеб, похожий на темную безмолвную тучу, преследующий Ольгу по пятам в напряженном ожидании чего-то; мама с загрубевшим укором в упрямых глазах; крепко спящая дочь, обнимающая плюшевого мишку, подаренного добрым дядей Глебом.

Ольга сидела за кухонным столом, с отупением глядя в чашку с остывшим чаем. Телевизионный канал закончил работу, экран шипел и мерцал голубым «снегом». «Может, завести собаку? — думала Ольга. — Хоть она будет радоваться мне. Я буду ходить с ней гулять, буду покупать ей косточки, а она будет радостно вилять хвостом и преданно заглядывать мне в глаза».

— Ужинать будешь? — спросил Глеб, присаживаясь рядом. — Есть тефтели. Есть пельмени…

Ольга подняла голову и посмотрела на лицо Глеба. Как давно она его знает! Знакомы каждый изгиб, каждая складка, каждая тень. Высокий лоб несимметрично перетекает в глубокую залысину. Редкие кудрявые волосы ее уже почти не закрывают. Брови тоже редкие, к тому же короткие, словно их с краев выщипали. Вот глаза у Глеба красивые, четкие, выраженные, и они передают чувства. Давно ли у них появилось это свойство? Нижняя часть лица тяжелее и шире верхней. Маленький, плохо развитый подбородок с успехом дополняет второй — мясистый, отвислый, мягкий, как брюшко у кота. Чтобы выбрить на нем щетину, Глебу приходится высоко запрокидывать голову и свободной рукой натягивать кожу. Изломал парень себе всю жизнь. Разъезжал бы сейчас по улицам на крутой иномарке, запросто ходил бы по ресторанам, мотался бы за границу, словом, катался бы как сыр в масле. Ан нет, сидит, болезный, на чужой кухне, униженный, забитый, притихший, и нечем похвастать. Облез павлиний хвост. И все ради чего? Ради Ольги? Ради ее расположения к нему? Ради ее мягкого и доброго взгляда?

Она протянула руку, коснулась его редеющих волос. Он замер, боясь пошевелиться. Даже дышать перестал. Она провела ладонью по его голове, скользнула кончиками пальцев по пухлой, колючей от щетины щеке.

— Олюшка, — задыхаясь от волнения, пробормотал Глеб и, схватив ее ладонь, прижал к губам. — Олюшка, милая, любимая…

И все повторилось. Тот же диван, то же влажное, рыхлое тело над ней, те же жадные, соскучившиеся по любви губы.

«Я ничего не знаю… Я ничего не могу понять…» — думала Ольга, подставляя лицо острым и ледяным, как медицинские иглы, струям душа.

Она вернулась в комнату, завернувшись в махровый халат. Спокойно и твердо посмотрела ему в глаза. Он вскинул голову, сел в постели, натягивая на грудь край одеяла.

— Завтра утром тебя здесь не должно быть, — сказала она. — Все, Глеб. Все. На этот раз уже все.

Он кивал, соглашаясь.

Утром Ольге принесли повестку из прокуратуры.

— Заходите, милая, — пригласила следователь. Как и в первую встречу, она поливала из кувшина цветы, была весела и внешне доброжелательна. — Я вас пригласила по одному пустяковому вопросу. Присаживайтесь. Я сейчас закончу. Хотите чая из сушеных лепестков розы?.. Напрасно. Наверное, вы никогда не пробовали такого чая. Только не пытайтесь самостоятельно засушить розу, а потом ее заварить. У вас получится безвкусная бурда цвета помоев. Тут нужна одна очень хитрая технология.